Малыш

Продолжая идти по берегу канала, Грип не мог скрыть своего восхищения по поводу коммерческих способностей Малыша. И когда Малыш назвал сумму, которой он обладал, сумму, составлявшую полтораста фунтов, Грип воскликнул:

— Ты теперь так же богат, как и я, Малыш! Но я употребил шесть лет, чтобы добыть эти деньги, а ты достиг того же за шесть месяцев! Я тебе повторяю то, что уже раз сказал в Корке: ты разбогатеешь!..

— Где? — спросил Малыш.

— Везде, где бы ты ни был, — сказал с уверенностью Грип, — в Дублине или другом городе.

— А я? — спросил Боб.

— И ты, мальчуган, тоже, если только будешь слушаться своего патрона.

— Какого патрона?

— А Малыша!.. Разве он не походит на твоего патрона? А теперь пойдемте завтракать, — прибавил Грип. — Я весь день свободен и, зная город как свои пять пальцев, проведу вас, куда следует, а потом решим, за что приняться.

Позавтракали в морском трактире на набережной. Грип рассказывал, к великому удовольствию Боба, о своих путешествиях, а Малыш молча слушал, задумчивый и серьезный не по летам. Он точно родился уже двадцати лет и достиг теперь тридцатилетнего возраста!

Грип повел своих друзей в самый центр города, представлявший резкий контраст с бедными кварталами. Средний класс почти отсутствует в Дублине. Роскошь и бедность соприкасаются непосредственно. Аристократический квартал продолжается до Стефенс-сквера. Там живет высшая буржуазия, отличающаяся воспитанием и образованием, но, к сожалению, разделяемая религией и политическими воззрениями. Секвиль-стрит окаймлена великолепными домами, богатыми магазинами. Хотя улица называется Секвиль-стрит, но по патриотическим воспоминаниям она, скорее, улица О'Коннеля, так как там был основан национальной лигой центральный комитет, о чем и свидетельствует большая надпись с золотыми буквами.

Но и на этой красивой улице видна масса нищих, лежащих на тротуарах у подъездов, у пьедесталов статуй; эта бедность действовала удручающе на Малыша.

Что бросается здесь в глаза, это количество детей, продававших католические и протестантские газеты.

— Вот торговля, которую здесь предпринимать не следует, — задумчиво заметил Малыш. — Она была удачна в Корке, но в Дублине, мне думается, не принесет дохода.

Он был, конечно, прав, так как конкуренция была слишком велика, и тележка Бирка едва ли бы опустела к вечеру.

Прошли мимо других великолепных зданий, мимо почты с четырьмя ионическими колоннами у главного входа, и Малыш невольно подумал о той массе писем, которые разлетаются оттуда, подобно стае птиц, по всему свету.

— Это нарочно для тебя она построена, сказал Грип, — так как тебе будут посылать письма отовсюду с таким адресом: мистеру Малышу, негоцианту в Дублине.

И мальчик не мог не улыбнуться, слушая похвалы своего товарища по Ragged school.

Наконец подошли к зданию суда, с его длинным фасадом, освещенным в этот день несколькими лучами солнца.

— Надеюсь, — сказал Грип, — что тебе никогда не придется иметь дело с этим зданием.

— Занимаясь торговлей, всегда рискуешь иметь тяжбу, Грип.

— Постарайся по крайней мере, чтобы они случались как можно реже, так как это не обходится без потери денег.

И Грип довольно печально покачал головой. Но зато как лицо его изменилось, когда они остановились перед большим круглым зданием.

— Ирландский банк! — вскричал он, раскланиваясь. — Вот, друг мой, куда бы я желал, чтобы ты входил по три раза в день… В этом здании целые сундуки, величиной с дома!.. Хотел бы ты жить в одном из таких домов, Боб?

— А они золотые?

— Нет, сами они не золотые, но наполнены золотом, и я надеюсь, что Малыш положит туда когда-нибудь свои деньги!

Малыш слушал рассеянно, глядя на обширное здание, заключавшее в себе миллионы, по словам Грипа.

Прогулка продолжалась, и бедные улицы сменялись богатыми. Везде богатство и бедность, и везде полисмены с револьверами за поясом. Этого требуют политические раздоры! Все эти Педди братья лишь до тех пор, пока не возникнет спор из-за вопроса религии в home rule! Тогда они уже не могут сдерживаться, как будто в них течет не одна и та же кровь древних галлов, вполне оправдывая местную поговорку: «Посадите ирландца на вертел, и всегда найдется другой ирландец, чтобы вертеть его».

Сколько памятников показал Грип своим друзьям! Через полстолетия их будет здесь не менее, чем самих жителей. Вообразите себе целое бронзовое и мраморное население: Веллингтона, О'Коннеля, О'Бриена, Борка, Гольдсмита, Гравена, Томаса Мура, Кремптона, Нельсона, Вильгельма Оранского, Георга! Никогда Малыш и Боб не видали столько изображений знаменитостей.

Затем они сели в трамвай, и Грип не переставал называть им здания, мимо которых они проезжали. То это была тюрьма, то работный дом и, наконец, здание, оказавшееся Ragged school.