Малый дом в Оллингтоне. Том 2

Мебель заказывалась преимущественно под наблюдением и опытностью леди Эмилии. Кросби довольствовался уверением, что она, во всяком случае, сумеет приобрести все нужное дешевле, нежели удалось бы купить ему самому, и что вообще он не имел вкуса в деле подобного рода. Несмотря на это он уже начинал чувствовать, что становился жертвой деспотизма и что его прибрали к рукам. Он не мог принять надлежащего участия в покупке кроватей и стульев, а потому и передал все дело партии Де Курси. Этому была и другая причина, до сих пор еще не упомянутая. Нужные на покупку мебели деньги выдавались мистером Мортимером Гейзби. С честным, но непонятным рвением по отношению к семейству Де Курси, Гейзби успел все деньги, принадлежащие Кросби, употребить в пользу леди Александрины. Он хлопотал для нее, собирая тут, распределяя там, и так связал ее нареченного мужа свадебным контрактом, как будто будущее благосостояние его собственных детей зависело от действительности этих трудов. И за все это ему не приходилось получить ни одного пенни, а также извлечь какие-нибудь выгоды, настоящие или будущие. Все это происходило от его усердия, его преданности графской короне, венчавшей герб лорда Де Курси. По его понятиям, граф и все его семейство имели полное право на подобное усердие. Такова была теория, в которой воспитался Гейзби, и, руководствуясь ею, он иногда бессознательно предавался унижению. Лично он терпеть не мог лорда Де Курси, который обходился с ним весьма грубо. Он знал, что граф был бессердечный, злой, дурной человек, но как граф он имел право на услуги мистера Гейзби, которыми обыкновенный человек ни под каким видом не мог бы воспользоваться.

Пристроив таким образом все доступные суммы на обеспечение, по-видимому, ожидаемого вдовства леди Александрины, мистер Гейзби сам дал деньги на устройство нового хозяйства.

– Вы можете уплачивать мне полтораста фунтов в год и четыре процента, пока не покроется весь долг, – сказал он Кросби, и Кросби должен был согласиться.

До этой поры Кросби хотя и вел в Лондоне жизнь модного джентльмена, но никому и никогда еще не был должен. И вот ему открывалась перспектива долгов. Впрочем, и то сказать, когда чиновник, занимающий должность в какой-нибудь общественной конторе, женится на дочери графа, то нельзя же ему ожидать, что все пойдет по его желанию.

Леди Эмилия купила обыкновенную мебель, постели, ковры на лестницу, умывальники и кухонную посуду. Гейзби приобрел очень дешево обеденный стол и буфет. Но что касается украшений, относящихся к гостиной, это должна была решить сама леди Александрина. По гардеробной части графиня намеревалась помочь своим советом, по этим предметам нельзя было посылать счета к мистеру Гейзби, чтобы он уплатил их из четырех процентов, приписав всю сумму к долгу жениха. Подвенечное приданое следовало приготовить на средства самих Де Курси, а потому необходимость заставила графиню явиться на сцену.

– У меня чтобы не было векселей! Слышите? – проворчал граф, проскрежетав по другим зубам одним своим особенно черным и безобразным зубом. – Чтобы не было векселей по этому делу!

А между тем чистых денег не давал. При таких-то обстоятельствах у графини и появилась необходимость самой явиться на сцену. Мистер Гейзби во время своего недавнего посещения замка Курси по деловым вопросам получил двусмысленный намек, что счеты модисток можно очень удобно пришпилить к счетам мебельщиков, торговцев посудой и тому подобным. Графиня, делая этот намек, старалась внушить своему зятю, что с недавнего времени мода изменилась и что подобные меры считались совершенно позволительными между людьми, действительно живущими в большом свете. Но Гейзби был человек с ясным взглядом на вещи, человек честный, он хорошо знал графиню. Ему очевидно было, что в настоящем случае нельзя прибегнуть к подобной мере. Поэтому графиня не стала предлагать дальнейших советов и решилась сама отправиться в Лондон.