– Я не думая быть злой. Разве Бернард не его любимец? Я всегда любила Бернарда и считала лучшей чертой в характере дяди Кристофера его особенное расположение к Бернарду. Я знала, что это было бесполезно. Я знала это, понимала все… я видела, что тут был другой. Но все же Бернард – его любимец.
– Он любит вас всех, но по-своему, – сказала мистрис Дейл.
– А любит ли он вас? Вот в чем вопрос, – сказала Лили. – Мы можем простить ему все его неприятные поступки в отношении к нам, все его грубые слова, потому что он считает нас за детей. Сто фунтов стерлингов, которые он дарит Белл, не доставят комфорта в этом доме, если он будет господствовать над вами. Если сосед обходится по-соседски, то близкое соседство очень приятно. Но дядя Кристофер никогда не обходился по-соседски. Он всегда хотел быть для нас более чем дядей, на том основании, что в отношении к вам мог быть менее чем братом. Белл и я всегда чувствовали, что отношения его на таких условиях не заслуживают уважения.
– Я так начинаю чувствовать, что мы сами были несправедливы, – сказала мистрис Дейл. – Но, по правде сказать, мне никогда не приводилось видеть, чтобы он принимал это дело так близко к сердцу.
По уходе Белл мистрис Дейл и Лили вовсе не стремились продолжать с особенным рвением ту работу, которой были заняты в течение нескольких предшествовавших дней. В этой работе, при начале упаковки вещей, была жизнь и возбуждение, но теперь она сделалась утомительной, скучной, неприятной. Впрочем, уже так много было сделано, что оставалось только окончательно завязать узлы, закрепить ящики и прибрать разную утварь, которая могла быть упакована не ранее, как в минуту отъезда. Сквайр сказал, что распаковать вещи гораздо легче, чем упаковать, и мистрис Дейл, проходя между корзинами и ящиками, начинала размышлять, до какой степени было бы приятно, если бы вздумалось расстановить и уложить все вещи на прежние места. Она ни слова не сказала об этом Лили, и Лили в свою очередь, какие бы там ни были мысли ее по этому предмету, не сделала своей матери ни малейшего намека.
– Мне кажется, Хопкинс больше всех других будет сожалеть о нашем отъезде, – сказала Лили. – Хопкинсу некого будет бранить.
В этот самый момент Хопкинс появился у стеклянных дверей гостиной и сделал знак, что ему нужно войти.
– Обойди кругом, – сказала Лили. – Теперь еще слишком холодно, чтоб открывать эту дверь. Мне всегда нравится приглашать его в дом, перед стульями и столами он кажется каким-то ягненком, – а может, и ковры производят на него подобное действие. На садовых дорожках он страшный тиран, а в теплицах готов растоптать меня!
При входе в гостиную Хопкинс своей наружностью и манерами оправдывал до некоторой степени слова Лили. Ни в том, ни в другом отношении он не был изящен и, по-видимому, оказывал стульям и столам уважение, которого они как будто ожидали от него.
– Так вы решительно собираетесь, мама? – спросил он, глядя прямо в ноги мистрис Дейл.
Так как мистрис Дейл не нашлась что ответить, то за нее ответила Лили:
– Да, Хопкинс, мы уезжаем через несколько дней. Надеюсь, мы будем видеться в Гествике?
– Гм! – продолжал Хопкинс. – Значит, вы уезжаете! Я никак не думал, мисс, что дело дойдет до этого. Никак не думал, да и не следовало думать, не мое дело и говорить об этом.
– Ты знаешь, Хопкинс, что переселения необходимы для людей, – сказала мистрис Дейл, употребив тот же самый довод, который Имс привел в оправдание своего выезда из дома мистрис Ропер.
– Так, мэм, совершенно так, не мое дело рассуждать об этом, но я вот что скажу: я живу у сквайра с ребячества, то есть всю свою жизнь, с тех пор как родился, как вам известно, мистрис Дейл, и с тех пор много дурного попадалось на глаза, но хуже этого ничего не видел.
– Перестань, Хопкинс.
– Хуже всего, мэм, право, хуже всего! Это убьет нашего сквайра! Тут нет никакого сомнения. Это просто будет смертью старику.
– Хопкинс, ты начинаешь говорить глупости, – сказала Лили.
– Очень хорошо, мисс. Я не говорю, что это не глупости, только вы увидите. Вот и мистер Бернард, он тоже уехал и, по всем рассказам, мало думает о здешнем месте. Говорят, он отправляется в Индию. Мисс Белл выходит замуж, это прекрасно, почему же и не выйти? Да почему бы и вам не выйти, мисс Лили?
– Подожди, Хопкинс. Может, выйду и я.
– Мисс Лили, не было еще такого дня, как нынешний, и я вот что скажу: я отдал бы все деньги тому, кто омрачит его.
Эти слова, высказанные Хопкинсом с особенным воодушевлением, были совершенно не понятны для Лили и мистрис Дейл, которая задрожала, выслушав их, и не сказала ни слова, чтобы получить объяснение.
– Впрочем, – продолжал Хопкинс, – все это может быть, ведь вы, как и все прочие, в руках Провидения.
– Совершенно так, Хопкинс.
– Зачем же ваша мама хочет уехать отсюда? Ведь замуж она не выходит. Здесь, значит, дом, здесь она, здесь и сквайр: зачем же ей-то уезжать? Это, как хотите, не к добру. Точно как ломка какая идет, как будто никому не было ничего хорошего. Я никогда не уезжал и терпеть этого не могу.