Малый бедекер по НФ

— Капмучийцы прекрасные ловцы жемчуга. Если бросить горсть жемчужин в толпу кампучийцев, ни одна жемчужина не долетит до земли. Кампучийцы очень умело пользуются иностранной видеотехникой. Один известный американский путешественник рассказывал, как ловко кампучиец снял его собственной камерой зазевавшегося какаду с довольно высокой пальмы. В Кампучии, кстати, вы не встретите ни одного тигра. А если встретите тигра, то уже никогда не встретите ни одного кампучийца. Из животных кампучийцы больше всего не любят пингвинов, потому что хорошо помнят слова М. Горького про его жирное тело.

«Чье тело?» — окончательно вырубился Шурик.

— Но еще больше кампучийцы ненавидят кенгуру. Существует много народных легенд и преданий о том, как кенгуру хватали детенышей кампучийцев, путая их со своими, и огромными прыжками уносились вдаль. В хижине каждого кампучийца можно увидеть портрет большого бородатого мужчины. Каждый кампучиец сразу скажет, что это портрет Большого Белого Охотника, Убившего Кенгуру Мирового Капитализма. Кампучийцы большие патриоты своей родины. С большой неохотой они целыми тысячами выезжают за рубеж. Землю капучийцы делят на два полушария, и одна половина кампучийцев шарится на одном полушарии, а другая на другом. Некоторые кампучийцы входят в шведский парламент. Они моют там полы, после чего в парламент входят шведские параментарии. Кампучийцы очень чистоплотный и опрятный народ. С большой охотой они чистят обувь приезжим французам и американцам. Больше всего кампучийцы любят жить, многим это удается проделывать годами.

Молодые фантасты и поэты заржали — рассказ Королева пришелся им по душе. Но пригнувшийся к столику безбровый и рыжий все так же быстро попрекал тучного и сердитого: «Ты извини, говорю. Просто извини, без всяких там. Ты ведь нам известно какой. У тебя воробей крошки из рук не возьмет».

— Ты у меня все же полковник.

Улучив момент, Шурик вынул из кармана газету.

— Смотри, — сказал он фантасту в темных очках. — Про вас тут пишут. Вот видишь: «Бездарность у них легко сочетается с наглостью, но может, это и есть признак новой литературы». И снимок помещен. Это вот ты, да?

— Похоже. Только ты не верь журналюгам.

— Да я и не верю. Хороший снимок. Это кто с тобой рядом?

— Это же Сашка, — кивнул фантаст в темных очках в сторону военного фантаста. — Ты что? Не узнал?

— А это?

— А это Люха, — мотнул головой фантаст в темных очках.

— Он тоже писатель? В нем тоже сочетаются всякие свойства?

— Нет. Он не писатель.

— А как же попал на снимок?

— Да как? Известно. Гуляли.

Я валялся на диване, вдыхал вечернюю прохладу, иногда делал глоток из пивной банки, стоявшей тут же, рядом с диваном. Я слушал негромкую музыку, передаваемую программой «Хоризонт», и умолял небо: пусть мне никто не помешает! Ведь Шурик все чаще и чаще оглядывался на дверь бара. Как так? — не мог поверить он. Неужели потерянный муж Люции Имантовны действительно в городе? Он уже пару лет как объявлен в розыск. И при этом не боится появляться в Домжуре?

Дверь бара приоткрылась.

Шурик напрягся. Фантаст в темных очках назвал человека, попавшего в газету, Люхой, но в бар протиснулся Иван Сергеевич Березницкий — тот самый немного косоротый пропавший муж Люции Имантовны, доставивший ей столько переживаний. Что, интересно, он совершил такого, что в Домжуре его приняли как своего и стали называть Люхой?

Незаметно, хотя в дыму все равно никто ничего не видел, Шурик перебрался к стойке. За этим Люхой или Иваном Сергеевичем стоило присмотреть, уж очень уверенно он подсел к столику… Нескладен, но мускулист… Прекрасный экземпляр для электрического стула… Что-то протягивает военному фантасту. Наверное, военные купюры.

И правильно.

Рассчитываться всегда следует купюрами, а не здоровьем.

О черт! Он, Шурик, уходя, оставил на столе газету. Теперь Люха подобрал ее, внимательно посмотрел на снимок и о чем-то спросил фантаста в темных очках.

Явно насторожился.

Обвел зал глазами. Уходит!

Шурик тоже протолкался к выходу.

Темный коридор, на подоконнике обжимается парочка. «Ты чё? — доносилось в промежутке между долгими поцелуями взасос. — Такую чепуху в суп?» — «Зато вкусно», — доносилось между долгими поцелуями.

Шурик рывком открыл дверь туалета.

— Ты чё, козел? — дохнул на Шурика густым перегаром писатель Петрович.

— Извини.

Снова коридор.

Куда подевался Люха, он же Иван Сергеевич Березницкий?

Даже не накинув на плечи куртку, Шурик выскочил на плоское крылечко Домжура.

Совсем стемнело. Сквозь густой падающий снег просвечивали фонари. Следы еще не занесло. Ровная цепочка крупных овальных следов, очень похожих на следы снежного человека, уходила в самую глубину двора к каким-то неясным пристройкам.

Что там делает Люха?

Почему он двинулся в глубь двора?

Почему, черт побери, он не кинулся на шумную улицу, не растворился в толпе, а пошел к каким-то пристройкам?

Боковым зрением Шурик уловил какое-то движение справа.

Он отпрянул, но тут же получил чудовищный удар ногой прямо в живот.

ГОРМОНЫ СЧАСТЬЯ

«…чудовищный удар ногой прямо в живот».