Малый апокриф (сборник)

Наступает бессонное
Омрачение мозга.
Ты была нарисована
На картине у Босха.

Идол серо-гранатовый,
Раб греха и искуса,
У какого анатома
Он учился искусству,

У какого же гения,
У безумца какого.
И у нашего времени
Запах средневековья.

И за нашею скукою
Над пустыми дворами
Пахнет гарью и мукою
И сырыми дровами.

Омраченье бессонное.
Сожжено, что ли, небо.
Ты была нарисована,
Нет спасенья и не было,

Лишь глаза - больше страха
В ожидании хруста.
Лебедою запахло
От любви и искусства.

Лебедою - от ада.
Лебедою - от рая.
Это - Черный Анатом
Муляжи подбирает.

И в дыму юбилеев,
В паутине тревоги
Равнодушно белеют
Шестипалые боги.

4

Смотрел на март одним глазком
И ставил ноль ему,
Такой казенною тоской
Синел линолеум.

Казалось, под кору загнал
Всех веток векторы,
И воспалялся глаз окна
И глаз директора.

И время было бы - бежать,
Взывать о помощи,
Когда б не экзаменовать
Всю жизнь, до полночи.

И в мареве бровей и рам,
В ковровой нежити
Проект ложился, как в огран,
Навеки нежиться.

Был - кабинет. Был - я. Ворон
Был крик над кровлями.
Был - стол, от прежних похорон
Отполированный.

Был - март. Была - слепая лесть.
Был - день в ночи еще.
И я представил, что ты - здесь
И ждешь в чистилище.

И ждущей загнанный, как в клеть,
В оскал ошейника,
Хотел скорее умереть
Для повышения.

5

Ветром ли в коридорах
Духи заверчены.
И начинается шорох
В шторах матерчатых.

Солнце больным нарывом
Лопнет, и будет крошево.
Долго ль до перерыва
Душу продам задешево.

Мучиться ли до полдня?
В цинке белил, отчаянные,
Двери, как в преисподнях,
Прячут своих начальников.

Мне бы лицо, как грушу.
Мне бы глаза-угольники.
Мне бы такие уши
Можно варить свекольники.

Обухом мне бы - по лбу,
Чтоб ничего не жаждя,
Жить в персональной колбе,
Как и другие граждане,

Радостными микробами.
Солнце глаза спалило.
Я не из вас, загробные,
Я из другого мира.

Я не такой. Но мне ли
Вспарывать тишь отвагою?
Папки беременеют
Проклятыми бумагами.

6

Мыши, где ваш повелитель, нору выгрызший до дна,
Где хранитель ваш бессонный кукурузного зерна?

Где же тот, который знает все ходы наперечет,
У кого с блестящих зубок слюнка алая течет?

Где он ходит, злой и страшный, ужас шаркая сохой?
И язык пристанет к нёбу ночью, белой и глухой.

Временем оцепенелый, город, как в огне горит.
И - наивный и жестокий - тополиный пух летит.  

7