Маленький отель на Санторини

Аплодисменты и в самом деле звучат. Вынырнув из своих грез, я вижу, что солнце уже скрылось за горизонтом. Смолкают и рукоплескания туристов, которым повезло наблюдать сегодняшний закат на Санторини. А я самое главное пропустила!

Встав с кресла, я подхожу к Стефаносу, который увлеченно рисует небольшую картину. На ней я узнаю террасу, где мы стоим.

– У тебя хорошо получается.

– Насколько хорошо? – Стефанос лукаво усмехается. – На тридцать евро или пятьдесят?

– Ты хочешь, чтобы я ее у тебя купила? – теряюсь я.

– Я хочу ее продать, глупая, – фыркает он. – Надо же мне на что-то жить.

Я по-прежнему ничего не знаю о нем. Ни куда он уходит, ни где ночует, ни как проводит дни. Но я рада тому, что на закате я не чувствую себя одинокой.

– Дальше по улице есть сувенирная лавка, предложи туда, – советую я, вспомнив, что видела какие-то картины у входа. – На ней вывеска с синим котом.

– С синим котом? – Стефанос хмыкает. – Я ее рисовал.

– Правда? – удивляюсь я.

– Ага, это был мой первый заказ здесь, на Санторини, неделю назад. А после нее я еще сделал вывески для ресторана и расписал стену в таверне… Хочешь, – внезапно предлагает он, – я тебе тоже нарисую вывеску? Старая совсем выцвела.

– Пока рано. Я ведь еще не открываю отель…

Стефанос макает кисть в черную краску и дорисовывает что-то в углу картины. Затаив дыхание, я слежу за тем, как постепенно на холсте проступает кошачья мордочка.

– Черно-белая кошка! – восклицаю я. – Ты ее тут видел?

– Вообще-то нет, – Стефанос чешет нос, оставляя на нем пятнышко краски, и продолжает дорисовывать силуэт сидящей кошки. Она поразительно похожа на ту, которая гуляет по отелю и по-хозяйски заходит в спальню бабушки.

– Это какая-то мистика! – ворчу я. – Она постоянно тут крутится, но кроме меня ее никто не видит.

Ни Ирина, ни Филомена, ни вот теперь Стефанос.

– А почему ты тогда изобразил ее здесь, в моем доме? – удивляюсь я, глядя, как художник рисует кошачий хвост, обвивающий силуэт.

Стефанос ставит последнюю точку. Рисунок закончен. Черно-белая кошка сидит на террасе бабушкиного отеля, а над ней по розовому небу плывут белые облака. От рисунка так и веет теплом и уютом.

– Решил, что этот угол пустоват и в нем не хватает жизни, – Стефанос начинает складывать кисти.

– Жизни, – задумчиво повторяю я, не сводя взгляда с кошки.

– Зои, – внезапно говорит Стефанос.

Я вздрагиваю, услышав имя матери:

– Что?

– Это «жизнь» по-гречески, – Стефанос улыбается. – Продолжим наш урок?

– Но сперва… – Я дотрагиваюсь до его носа, стираю пятнышко краски и показываю ему.

– Вафи, – смеется Стефанос, – «краска». Хрома – «цвет».

Я повторяю за ним слова, которые он называет. Многие из них звучат привычно на русский слух. Стефанос хвалит меня и говорит, что я настоящая гречанка. А мне и в самом деле нравится звучание этого языка, на котором говорили мой отец, бабушка и дедушка. Хотела бы я овладеть греческим настолько, чтобы самой читать дневник бабушки Афины.

Мои волосы треплет ветер, Стефанос ловит темную прядь и накручивает на палец, заставляя меня смущенно замереть.

– Аэрас – «ветер», – говорит он. – Дынатос аэрас – «сильный ветер». Коми – «волосы».

Я повторяю за ним, а Стефанос внезапно спрашивает:

– А как это будет по-русски?

Теперь уже я беру на себя роль учительницы, а Стефанос прилежно повторяет за мной русские слова. Я беспрестанно хохочу над его произношением и поправляю его.

– А как будет по-русски «я тебя люблю»? – Он бросает на меня пламенный взгляд, и забавный урок вдруг перестает быть таким.

Только что мы шутили и смеялись, как друзья, а сейчас я понимаю, что мы одни на террасе под закатным небом. Мужчина и женщина. В шаге от поцелуя, а может, и от чего-то большего.

– Не скажу, – я отворачиваюсь к морю, чтобы скрыть смятение и дрожь.

– Почему?

Стефанос берет меня пальцами за подбородок и разворачивает к себе.

– Потому что такие слова не говорят просто так. Их говорят только особенному человеку, – тихо отвечаю я.

– А ты когда-нибудь любила?

Я молчу. Еще недавно я думала, что люблю Кирилла. Но теперь уже в этом не уверена.

– Не знаю, – шепчу в ответ. – А ты?

– Раньше нет. А сейчас… – Стефанос наклоняется ко мне, в его черных глазах сверкают звезды. – Сэ агапо, – произносит он, и я чувствую на губах его жаркое дыхание. Но поцеловать меня он не успевает – нам мешает сигнал мобильного.

Греческая мелодия разносится по террасе, и Стефанос отшатывается от меня, с досадой вынимая из кармана джинсов телефон. Бросает взгляд на экран и мрачнеет.

– Не ответишь? – резко спрашиваю я, вспомнив, что вчера, во время нашей прогулки по Фире, ему тоже звонили, и он не хотел общаться. – Вдруг это твоя жена?

Стефанос вспыхивает и показывает мне экран. На нем фото седого мужчины в костюме, который годится ему в отцы.

– Довольна? – хмуро спрашивает он.