Маленький гончар из Афин(Историческая повесть)

Волнение среди зрителей нарастало. Среди криков толпы Алкивиад ясно различал имя Алкиноя. «Так кони его продолжают идти первыми к финишу! А если все-таки отдать моих коней художнику? — задал он себе мысленно вопрос. — Разумеется, мне нелегко это сделать, но зато какая слава ждала бы за такой поступок меня в Афинах! Нет! Нет! — решительно тряхнул головой молодой воин. — Слава олимпионика для меня дороже, чем любовь афинского демоса!»

Поворотный столб снова был уже близко. Спартанец нагонял Алкиноя. Вот он почти поравнялся с ним. Кони Тевкра пронеслись мимо Алкиноя.

Зрители замерли на своих местах. Кровь бросилась в голову художнику. Выпрямившись, он изо всех сил натянул вожжи. Белые кони подхватили и понеслись вперед. Опять, уже последний на этот раз, поворот беговой дорожки. Эол и Гектор остались далеко позади. Впереди только один Тевкр.

Но что случилось возле страшного поворотного столба? Алкиной этого не мог понять. Он видел только, как упало на песок дорожки дышло упряжки Тевкра, а кони спартанца, освободившись от колесницы, помчались дальше, таща за собой на запутавшихся постромках Тевкра. Кони спартанца вдруг остановились, преградив дорогу Алкиною, и художнику пришлось свернуть в сторону от дорожки, ближе к поворотному столбу. Резкий толчок. Алкиной ухватился обеими руками за передок колесницы, чтобы не упасть из нее под ноги коней. Удар чем-то острым по голове заставил его потерять на несколько секунд сознание. Кони остановились. Очнувшись, Алкиной опустился на колени у передка колесницы и слабеющей рукой натянул вожжи. Аякс рванулся вперед, увлекая за собой остальных коней. Белые кони неслись, теперь уже одни, прямо к финишу.

Крики толпы и толчки мчавшейся колесницы заставили Алкиноя на короткое время прийти в себя. Голова у него нестерпимо болела, сознание туманилось.

Алкиной попытался подняться на ноги, но не мог этого сделать и снова опустился на колени у передка колесницы, крепко сжимая дрожащей рукой вожжи.

— Хвала афинянину Алкиною, сыну Эния Кадрида! — донеслись до сознания художника крики толпы.

«Почему они так громко кричат? Почему прославляют меня?» — пронеслось в его сознании. Последнее, что он успел сделать, прежде чем впасть в беспамятство — ухватиться на сколько хватило сил за передок колесницы и намотать вожжи на руку. Самое главное, чего он опасался, было падение с колесницы…

Гектор догонял его. Но Алкиной уже не мог думать больше об исходе состязания. Сознание его заволакивалось точно пеленой, и лишь инстинкт самосохранения подсказывал еще, что нельзя выпустить из слабеющих пальцев передок колесницы и вожжи, иначе он тотчас же упадет под копыта коней, а это была бы верная смерть!.. По лицу его текло что-то горячее… липкое…

«Кровь, — подумал как-то равнодушно Алкиной, — но это пустяки! Главное — не упасть!»

Последнее, что ощутил он, был снова толчок, но уже менее сильный, чем первый, о столб… Затем наступил покой. Кони его остановились.

Алкиной потерял сознание.

* * *

Когда колесница, запряженная белыми конями, столкнулась со столбом у поворота дороги, крик ужаса вырвался из груди зрителей на трибунах. Дракил и Архил бросились на беговую дорожку к месту происшествия.

— Назад, безумцы! — кричали им со всех сторон. — Позади идут колесницы! Они раздавят вас!

Чьи-то руки поспешно отбросили в сторону от дороги их обоих. Они упали в канаву. По дороге пронеслись на полном ходу колесницы Эола и Гектора. Затем все затихло. Беговая дорожка была пуста. Они поднялись и по краю ее пошли к финишу.

— Белые кони первыми пришли к финишу! — донесся до них чей-то громкий голос.

Это была правда: кони Алкивиада стояли у финиша.

— Бежим! — крикнул Дракил Архилу.

— Куда бежать?.. — отозвался мальчик. — Все уже кончено… Отец…

Он не договорил, закрыв лицо руками.

— Перестань плакать! — резко сказал Дракил. — Кто сказал тебе, что все кончено? Алкиной жив! Он только ранен. Он ждет, зовет нас с тобой! Бежим к нему!

Они подбежали к тому месту, где остановились кони Алкиноя. Люди осторожно снимали на носилки с колесницы бесчувственного Алкиноя. Левая, сломанная рука висела у него как плеть. На голове сильно кровоточила глубокая рана, заливавшая кровью лицо…

Формион наклонился к другу.

— Очнись, Алкиной! — громко говорил он. — Пусть радость победы даст тебе бодрость и силы! Твои белые кони первыми пришли к финишу! Ты слышишь меня, Алкиной?

Но художник по-прежнему оставался без сознания.

— Несите скорее холодной воды и чистый холст, — приказал Формион. — И немедля пошлите за врачевателем-жрецом Хрисом! Прежде всего нужно остановить у раненого олимпионика кровь!

— За Хрисом мы сразу же послали раба, — подошел к Формиону один из судей-элланодиков, — но скажи, Формион, почему называешь ты олимпиоником пострадавшего участника состязания? Ведь он ехал и одержал победу в беге колесниц не на собственных конях, а на «белых голубях» Алкивиада, племянника Перикла?