— Я боялся, как бы она тебя не увидела, — сказал Бабеш.
— Ты все боишься! — Гонзик вытащил из кармана пять конфет. Две из них дал Бобешу и прибавил еще одну из только что купленных.
Бобеш вытер пот со лба. Он был страшно рад, что так хорошо все кончилось.
— Знаешь что? — начал опять Гонзик, у которого прибавилось смелости. — Пойдем-ка туда еще раз, у меня остался еще один крейцар.
— Ну нет, Гонзик, я больше не хочу.
— Тогда отдавай обратно.
— Не отдам. Ты сказал, что дашь мне половину. И половины не дал и еще хочешь отнять остальное!
— Если пойдешь, я все тебе отдам и даже еще добавлю, — соблазнял Гонзик.
Бобеш насупился, но все же пошел.
— Что, мальчик, тебе дать? — спросила на этот раз бабка Гонзика.
— Мне ничего. Это он покупает, — показал Гонзик на Бобеша. — А я только так, с ним.
Бобеш опять как-то растерянно приценялся. Никак вроде не мог решить, что ему взять. И когда он наконец выбрал тычинку, наполовину завернутую в серебряную бумагу, и протянул бабке крейцар, то, к своему ужасу, заметил, что она смотрит не на него, а на Гонзика, который протягивал руку за пряником. Гонзик хотел было быстренько сунуть пряник в карман, как вдруг целая связка других пряников, висевших на косо натянутой веревке, стала сползать. Послышался шум. И, прежде чем Гонзик успел опомниться, бабка поймала его за руку. Пряник упал в снег.
— Ах вы, негодники! Один покупает, а другой крадет! — И оплеуха за оплеухой посыпались на голову Гонзика.
Гонзик изо всех сил пытался вырваться и убежать, а Бобеш стоял как окаменелый. Потом он стал быстро пробираться сквозь толпу и помчался, насколько хватало сил. Он пробежал через площадь и оказался на улице, по которой всегда ходил в школу. Ни разу он не остановился и ни разу не подумал о Гонзике. Он дрожал всем телом и все время оглядывался. Ему казалось, что кто-то гонится за ним. Он слышал, как бабка все еще кричала: «Украли, украли!» Потом ему почудилось, что она позвала жандарма. От страха он весь дрожал и думал: «Гонзик наверняка скажет, где я живу». И видел уже в своем воображении, как жандарм входит к ним в дом. Но хуже всего ему было тогда, когда он думал об учителе. Пожалуй, он не так боялся даже отца с матерью, как учителя. Куда теперь идти? Ведь он не посмеет никому посмотреть в глаза. Нет, домой он не пойдет. Будет сидеть где-нибудь около дома, пока не дождется Гонзика и не узнает, чем все кончилось. «Но, — размышлял далее Бобеш, — если Гонзика схватил жандарм, то его посадят. Воров, говорил дедушка, сажают в тюрьму». Тюрьма! Боже мой, что они наделали! В тюрьме темным-темно. И вот он должен будет сидеть в потемках. На улицу пойти не может, двери заперты на ключ. На окне — решетка. Бобеш пугался все больше и больше. Он уже жалел Гонзика и сердился на себя, почему не отговорил приятеля, зачем послушался его.
— Бобеш, Бобеш, что ты здесь делаешь? — послышались голоса.
Если бы вдруг на его глазах произошло землетрясение, он, наверное, так не испугался бы. Бобеш оглянулся и увидел Миладку с Силушкой.
— Ты был уже на ярмарке, Бобеш? — спросила Миладка.
— Был. — Бобеш принудил себя засмеяться, так как обе девочки улыбались.
— А что ты нам купил? — пошутила Силушка.
Бобеш полез в карман и вытащил три конфетки, которые дал ему Гонзик.
— Вы смотрите-ка, у Бобеша конфеты! Бобеш протянул их девочкам.
— Оставь их себе, Бобеш, у нас больше, чем у тебя.
И Силушка показала ему полную сумку, Миладка — тоже. Потом девочки все-таки взяли конфеты у Бобеша, но и Бобеш должен был взять у них. Когда мальчик избавился от ворованных конфет, у него немного отлегло от сердца.
— Ты только идешь из школы, Бобеш?
— Да.
— Мы уже проголодались. Правда, Силушка?
— Я тоже, — поддержал Бобеш.
— Пойдем тогда с нами.
— Я — я… Нет, я здесь… — бормотал Бобеш.
— Тебе еще не хочется возвращаться, да? Ну пойдем с нами немножко.
Бобеш пошел. На дворе он расстался с Миладкой, а когда она скрылась в подъезде, выбежал обратно на улицу. Домой ему не хотелось. И, хотя он сказал девочкам, что проголодался, на самом деле он не чувствовал и голода. Как в лихорадке дожидался он Гонзика. Но Гонзик все не шел. Тогда он медленно побрел к площади, ничего не видя перед собой, не замечая ни празднично одетых людей, ни разукрашенных витрин. Но выйти на площадь он все-таки не рискнул. Спрятался было в оконную нишу углового дома, как вдруг увидел Гонзика. Тот медленно шел по улице, вытирая рукавом глаза, и, казалось, плакал.
— Гонзик! — закричал Бобеш.
Гонзик вздрогнул и, увидев Бобеша, остановился.
— Это ты? А я думал — тебя тоже схватили.
— Нет, я убежал.
— Знаешь, как у меня трещит голова! Мне здорово влетело. И конфеты бабка все отобрала, — жаловался Гонзик.
— Она тебя сама отпустила?
— Ну, сначала она меня избила, потом стала спрашивать прохожих, не знает ли кто-нибудь меня. Знакомых никого не оказалось. Тогда она дала мне еще два подзатыльника и велела уходить с глаз долой, сказала, что срамиться со мной больше не будет.
— И никто тебя не видел?
— Видел.
— Кто же?
— Из нашего класса Юранек.
— Юранек?! Этот ябеда?
— Да.