– Так, ты заходи слева, так, я справа. Соединяем.
– Держится?
– Да. Ща только, отполирую шов. Бля нос торчит.
– От сука, ща еще снега спереди. Таак, вроде норм. Держится.
– Фууух, хорошо.
– Норм.
– Может где мишуру найдем?
– Ты вообще ебанулся что ли? Какая нахер мишура?!
– Ну может черная есть какая, трагическая.
– Пиздец, как хоть тебя такого земля носит?!
– Иди нахуй.
– Так ладно, нам надо сделать нос! Есть идеи?
– Морковка?
– Какая, блять, морковка? У тебя есть с собой морковка?
– Ну… Есть одна.
– Очень блять смешно, ну давай, оторвем тебе хуй – сделаем ему нос. Согласен?
– Я видел, где-то тут щепку.
– О, норм.
– И глаза грязью.
– …
– Ну все управились.
– Если честно, мне кажется ни один ребенок в здравом уме к такому снеговику в жизни не подойдет.
– Почему? Вроде неплохо получилось.
– У него залепленные снегом ноги туловище со скрюченными человеческими руками и неровная башка с глазами из грязи.
– Надо просто немного веток добавить. Ща, отломаю парочку.
–…
– Ну?
– По-моему лучше не стало.
– Да лан, пох уже. Ты же хотел, чтобы его заметили. Думаю, такую хуйню точно заметят.
– Ну да, ну да.
– Лан, давай съебывать уже.
– Хорошо.
– Заебись Новый год проводили.
– Угу.
– Будешь кому рассказывать?
– Не знаю, надо чтобы все переварилось. Может позже, не знаю. Какой-то пиздец, конечно. Думаешь, мы правильно сделали?
– Не знаю, самое главное, что закончилось. Мы свалили, а ему… А ему в принципе уже все равно.
– Ну да…
–…
–…
– Так держи свою половину, еще же пригодится.
– Точно-точно, спасиб.
– Ну че завтра на горку?
– А ты не наебенишься сегодня?
– Ах да, Новый год же. Не знаю. Вряд ли, но если че – тогда послезавтра. Ты же еще не будешь работать?
– Не, третьего выхожу.
– Ну значит заметано. И фляжку свою не забудь.
– Само собой.
–…
–…
– О, обратно быстрее дошли. Еще успеем к полночи добраться.
– Ты знаешь, я наверное, поеду домой. Устал что-то.
– Да я бы тоже, но Катька уже там. Обидится. Придется ехать.
– Понимаю. Давай тогда, увидимся.
– Ага. С Новым годом, кстати!
– Угу. С Новым годом.
Сигнал.
Вот уже двадцать лет как она не запоминала их лица. В именах тоже особой нужды не было. Люди в коридорах сменялись так скоротечно, что стоило только начать различать знакомое лицо среди подобных как оно бесследно исчезало. Вместе с людьми менялись и портреты на стенах. Лица появлялись и пропадали. Только звания оставались неизменны – товарищ лейтенант, товарищ майор, товарищ полковник. По началу она терялась в этих форменных отличиях. Но со временем стало ясно, что такие детали, как шевроны и звездочки тоже не так уж важны, главное – все люди в погонах – товарищи. А если не знаешь точно как обратиться, то всегда остается один довольно простой фокус – надо называть звание заведомо выше. Не генерала, конечно – они хоть и ведутся на подобострастную лесть, но все-таки не дебилы. Полковника достаточно. И тогда, они всегда будут довольны. А когда довольны они – то и у нее все будет хорошо.
Еще одним важным, даже жизненно необходимым стало знание, что в этих коридорах лучше оставаться незаметной и бесцветной – следует уподобиться бестелесному призраку, которых, судя по рассказам, в здании было и так бесчисленное множество. Надо научиться сливаться лицом с обоями, будь сродни мебели, стать атрибутом здания, частью обстановки. Там не любят, когда кто-то или что-то выделяется на фоне строгой формы и лаконичного убранства. Со временем она научилась, не привлекая к себе внимания, просачиваться в кабинеты, так что если там уже были товарищи, им даже не пришлось бы поворачивать голову в ее направлении. Более того она научилась не говорить и, что куда важнее, не слышать. Потому что умение слышать в этих коридорах было чревато последствиями. А после того разучиться думать и чувствовать уже не составляет огромного труда. Конечно, такое дается не сразу, и приходит только с опытом. Но как только начинает получаться с утра складывать в шкафчик не только верхнюю одежду, но и все свои мысли и эмоции, на восемь часов осознанно становиться механизмом, одной из сотен шестеренок, у которых есть одна строго обозначенная задача, то работа тут дается гораздо проще. И время проходит быстрее. Бесследно, но быстрее.
Ее работа все эти двадцать лет заключается в уборке помещений этого здания. Ничего примечательного – протереть пыль, помыть полы и окна, полить цветы. Все в строго определенном порядке и по графику. 315й кабинет должен быть чист ровно в 14:20 по средам, ровно ко времени когда товарищ, который занимает его, вернется с совещания. Не раньше и не позже. Нельзя опоздать, нельзя выполнять свою работу плохо, но стараться успеть раньше тоже нет никакого смысла. Выше головы не прыгнешь – этого не заметят и не оценят, только наживешь проблем из-за того, что график нарушился. Все должно подчиняться строго определенной системе. Любые отклонения чреваты.