- О, Господи! Ладно, забудем. Во всяком случае, там было шестеро человек, они разъезжаются на два с половиной года и у каждого у них есть определенные числа, когда они должны убивать каких-то людей и тут уж начинается чистое сумасшествие. Вы слушаете, мистер Либерман? Всего они собираются убить
Молчание.
- Раскрутка?
Он вздохнул.
- Это такое выражение.
- Барри, разрешите мне кое-что спросить у вас. Ведь запись у вас на немецком, так? А ведь вы...
- Я отлично понимаю его! Я не очень хорошо spreche, но понимаю
- Значит, Kameradenwerk, и Менгеле посылает людей...
- ... убивать шестидесятипятилетних гражданских служащих. Некоторым из них по 64 года, а другим по 66. Лента уже перемоталась, сейчас я ее вам прокручу, и вы мне скажете, что делать, с кем из высокопоставленных лиц связываться. Вы позвоните ему и скажете, что я явлюсь, чтобы он принял меня, и принял поскорее. Тогда их удастся остановить до того, как они разъедутся. Первое убийство должно состояться 16 октября. Подождите, я усядусь, как следует, вытяну ноги.
- Барри, это просто смешно. Кто-то подшутил с вашим диктофоном. Или же... или же они не те, за кого вы их принимаете.
В дверь кто-то трижды постучал.
- Убирайтесь! - крикнул он, прикрыв микрофон и припоминая португальские слова. - У меня международный разговор!
- Они могут быть, кем угодно, - сказал голос в трубке. - Они вас просто разыграли.
Постучали громче, а потом в дверь просто забарабанили.
- Вот дерьмо! Подождите, - положив телефон на кровать, он зашлепал к дверям и взялся за ручку. - Кто там?
Чей-то мужской голос затараторил по-португальски.
- Помедленнее! Помедленнее!
- Сеньор, тут какая-то японская леди, она ищет человека, похожего на вас. Она говорит, что должна вас предупредить относительно человека, который... - он повернул ручку, и дверь, которая рывком распахнулась от толчка высокого грузного мужчины, отшвырнула его назад; от удара он согнулся и рот его заполнился кровью. Руки ему заломили за спину; тот нацист, которого он видел у подножия лестницы в «Сакаи», обнажил длинное блестящее шестидюймовое лезвие. Голову ему резко откинули назад, и перед глазами на мгновение показался потолок в коричневатых пятнах протечек; у него хрустнуло плечо и желудок пронзило болью.
В комнату вошел человек в белом; на голове у него была низко надвинутая шляпа, и в руках он держал атташе-кейс. Закрыв дверь, он остановился рядом с ней, глядя, как блондин раз за разом всаживает нож в молодого американца. Воткнуть, повернуть, вытащить; воткнуть, повернуть, вытащить; теперь удар сплеча сверху и в разрывах плоти блеснула белая кость ребра.
Блондин, переводя дыхание, перестал всаживать нож в свою жертву, и черноволосый осторожно опустил тело юноши, в глазах которого застыло удивленное выражение, на пол: часть его расположилась на сером ковре, а другая - на навощенном полу. Блондин вытер окровавленное лезвие ножа о рубашку юноши и коротко сказал черноволосому:
- Полотенце.
Человек в белом бросил взгляд в сторону кровати, подошел к ней и поставил свой чемоданчик на пол.
- Барри? - продолжал спрашивать телефон на кровати.
Человек в белом посмотрел на диктофон, стоящий на ночном столике, и пальцем, обтянутым белой тканью перчатки, нажал на клавишу. Распахнувшиеся створки высвободили кассету. Человек в белом, взяв ее, осмотрел и сунул во внутренний карман. Затем он увидел визитную карточку под телефоном и перевел взгляд на черный аппарат, лежащий на постели.
- Барри? - доносилось из трубки. - Вы здесь?
Человек в белом медленно протянул руку, взял трубку и поднес к уху наушник. Слушая, он прищурил карие глаза, и ноздри, испещренные красноватыми прожилками, раздулись. Он было приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но так и застыл, держа трубку рукой с побелевшими костяшками и приглаживая усики другой рукой.
Он бережно положил трубку на рычаги и отдернул руку, не сводя глаз с телефона. Повернувшись, он сказал:
- Я чуть было не заговорил с ним. Как я об этом мечтал!
Полотенце в руках блондина, очищавшего лезвие ножа, уже было все испятнано красным; он с любопытством взглянул на говорившего.
Человек в белом сказал: