Мальчий бунт

— Господин офицер! Мы не можем выбрать уполномоченных — пока губернатор не освободит кого арестовал. Они тоже наши. Ну, пусть освободит; они также виноватые, сколь и мы. Хоть всех нас забирай. И не будем разговаривать с губернатором, пока тех не выпустят. И бунтоваться будем, бесперечь. Так ему и скажи. Не перепутаешь?

Офицер рассмеялся.

— Постараюсь.

4. Копыто

Рота стояла лицом к толпе перед казармами. А толпа таяла, убывала, пропадала — будто солнце глянуло на первую порошу. Задами, стороной, перебегая, ткачи обошли кругом солдат, и улица перед главной конторой почернела от народа. Перед конторой были казаки, спешенные, держа на поводу коней.

Из толпы кричали на разные голоса:

— Ваську! Ваську отдай! Отдавай Ваську!

Шпрынка деловито советовал Анисимычу:

— Ты, Анисимыч, теперь вперед не суйся. Всё про смиренство толковал, а теперь сам в драку лезешь. Зашибут — а ты человек нам нужный, поберегайся. Васю мы без тебя добудем… Ваську отдай! — закричал Шпрынка, швырнув в окно конторы камень… Посыпались осколки, дребезжа. Хорунжий скомандовал: «Сотня! Садись!».

Казаки вскакивали на коней. Кони, застоявшись, кружили, ярясь под ездоками, выносили казаков к толпе. Девчонки с визгом шарахались от лошадей.

Около Шпрынки неотступно держались Кудряш и Мордан. Все трое дышали коротко и хрипло. У всех были давно обморожены от снега, гаек и камней пальцы и не слушались, не корчились, когда хватали. Хорунжий выехал на танцующем коне перед взвод и вскричал: «Справа по одному, ма-а-арш!».

Шпрынка прыгнул к офицеру, и схватив его за ногу, пытался сдернуть с седла. Офицер начал бить мальчишку наотмашь по шапке нагайкой… Кудряш подпрыгнул и повис у лошади на удилах. Мордан ударил офицерского коня в пах рельсовым болтом. Конь всхрапнул и взвился на дыбы. Офицер скатился на-земь. Кудряш оборвался, и конь, упав передними ногами — ударил кованым копытом мальчика в висок… Почуяв волю, конь вихрем ринулся в толпу, давя народ — но скоро в ней завяз; напрасно он храпел и бился, упал и издыхал под ногами бегущих; через него спотыкаясь, падая и вставая, бежали, как через горку. С офицера свалилась папаха. Шпрынка вцепился ему в волосы и оба катались по земле… Налетели казаки, защелкали плетьми. Мордан и Шпрынка с воплем: «Отдай Ваську!» — пустились на утёк…

Широким полукругом казаки охватили толпу. Нагайки щелкали по головам, как крупный град в густой листве деревьев…

На опустевшей улице лежал недвижим Кудряш. Шапчонка с головы свалилась — и по снегу рассыпались золотые кудри. На виске — кровь… Из ворот конторы выбежал Кривой Соловей, склонился над Кудряшем, послушал и закричал — чтоб помогли. Из ворот, осторожно озираясь, вышел сторож, и вдвоем с Кривым они волоком втащили Кудряша во двор. Там подхватили конторщики, Кудряша внесли в контору и положили на канцелярский стол.

В конторе в шубах сидели, в тревоге прислушиваясь к шуму с улицы, Муравьев, Морозов, Дианов, губернатор — все те, кто был у Морозова в вагоне в день приезда прокурора из Москвы. Они все, кроме Муравьева, обступили стол, где лежал мальчик, — все сразу узнали Кудряша, только как будто не узнавал в избитом своего любимца Морозов — он тупо смотрел на потек крови по разбитому лицу и растерянно спрашивал:

— Что это? Что это?

Муравьев смотрел издали. Верхняя его губа подергивалась: казалось, что он, поводя носом, принюхивается.

5. Три

Ночью по дороге в Дубровку, где фабрика Зимина, миновав заставы, шли Анисимыч, Шпрынка и Мордан… Напрасно ткач гнал мальчишек от себя:

— Шли бы домой, да отдохнули — ног под собой, поди, нет…

— Отдохнуть успеем. Как это можно одного тебя пустить…

— Волки, что ль, меня съедят…

— Хуже волков…

— Что же вы меня застоите, ежели казаки набегут случаем?

— Застоя мы плохая. Да хоть знать будем — куда ты подевался: а то один уйдешь — да заберут, и знать не будем… Ты куда подаешься теперь?

Анисимыч сказал, что он пойдет сначала к Луке на Смирновскую фабрику — с ним поговорить, а потом в Москву — и с нужными людьми посоветоваться и послать, по просьбе ткачей, телеграмму министру внутренних дел, кого они звали «членом государственной полиции». Отсюда посылать нельзя — везде по станциям и фабрикам жандармы, казаки и солдаты.

— А Союзу-то рабочих в Петербурге жаловаться будем? — спросил Шпрынка, — вот бы хорошо, кабы за нас питерские заступились — и тоже ахнули. А то, поди, Дервиз да Штиглец рады, что у Саввы Морозова фабрика стоит — им от этого барыш…

— Погоди, сделаем! — пообещал Анисимыч…

— Что-то я тебе не очень верю: всё ты обещаешь…

Анисимыч остановился средь дороги и сердито говорил, загибая пальцы:

— Штрафы вернуть требовали? Раз. Сделано. Грубианов мастеров рассчитать. Два. Шорина-то, слышь, хозяин уж махнул по шапке. Заработок прибавить четвертак на рубль. Три…

— Где же это «три»?