— Я... — у меня надломился голос, но нужно было сказать, — я справлюсь с ними.
— Как? — Он помрачнел. — Что натолкнуло тебя на воспоминание? Музыка? Мы слушали так много песен вместе — ты станешь их все избегать? Откажешься от книг? Запахов? Еды? Ты не можешь.
— Зачем ты отговариваешь меня?
— Потому что я не хочу, чтобы ты отказывалась от жизни. Я пытался, Эстер. Я пытался не вспоминать. Это мучительно и тоскливо. Помнишь тот день в Монтане, когда ты заботилась обо мне? То же будет и с тобой, и, в конце концов, память все равно возьмет свое.
Я бы никогда не забыла ту овладевшую им боль. Как он клялся никогда больше не любить ее — меня.
— И что нам делать? — Я уже чувствовала свое поражение.
Он притянул меня и крепко обнял.
— Будем жить так долго, как можем. Сделаем все лучшее, что можем. Сейчас в центре всего — Малакай и Эстер.
— Эстер и Малакай, — повторила я, улыбаясь, что сделал и он... Мне нравилось, как наши имена звучали вместе. И это заставило меня вспомнить обо всех остальных именах, которые так хорошо были созвучны. — Тебе страшно?
Он поцеловал мою голову.
— Станет, как только тебя не будет в моих руках и перед моими глазами.
— Тогда не выпускай меня из рук или из вида. — Я подвинулась, чтобы поцеловать его в шею. Я слегка укусила его, отчего он от изумления открыл рот, но в таком положении оставался недолго. Наоборот, он перевернул меня на спину и прижал мои руки по бокам.
— Эстер...
— Малакай.
Я улыбнулась, и он улыбнулся в ответ.
МАЛАКАЙ
Сейчас это единственное, о чем я мог думать. Это единственное, что меня заботило. Отныне и до конца своей жизни — какой бы длинной или короткой она ни была — я хотел подарить Эстер максимально возможное количество захватывающих и прекрасных воспоминаний. Начиная с того момента, когда мы в последний раз были вместе.
— Неплохо. — Я облизнул шоколадную глазурь со своего пальца.
— Что за...
Я поднял глаза и увидел, что она зашла на кухню, широко раскрыв глаза и оглядывая весь бардак на столах, который я устроил, так как все было в муке, разрыхлителе и яичной скорлупе. На ней была только моя рубашка, которую она даже не застегнула, и ее кружевные трусики, и мне стоило большого труда не отвлекаться на них. Схватив зажигалку, я встал перед Эстер, извиняясь за сделанный торт.
— С днем рождения, Эсти? — проговорила она.
— Места не хватило. — Пожал я плечами. — Эта мысль подразумевалась, понятно?
— Малакай, — засмеялась она, качая головой. — Ты же знаешь, что сегодня не мой день рождения?
— Ты хотела сделанный мной праздничный торт, и вот я исполняю желание, — я ухмыльнулся и зажег зажигалку, удерживая пламя над тортом. — Прошлогодний день рождения прошел не так, как следовало, и уверен, что этот год был тяжелым, поэтому давай отметим его заново.
Со слезами на глазах, она подула на пламя, и взяла в руки торт, уставившись на него, словно он был из золота.
— Мои желания... ты помнишь.
Я достал ручку и теперь уже промасленную бумажку, на которой она писала почти год назад. Чернила уже выцвели, да и саму бумагу складывали и разворачивали так много раз, что складка стала совсем тонкой, что можно было с легкостью оторвать.
— Ты написала только тринадцать перед... перед тем, как уехать. Можешь дописать еще десять, ну или одиннадцать, раз тебе теперь двадцать четыре, — сказал я и обменял торт в ее руке на бумагу и ручку.
— Что? — Взглянула она на бумагу.
— Увидеть семь чудес света, — повторил я. — Мы их все уже видели, но это хорошее желание, потому что нам осталось посмотреть только на Египетские пирамиды.
Выражение ее лица было бесподобным. Я знал, что когда она составляла этот список, то просто шутила. Она записала все это, не веря, что я когда-то вообще за него возьмусь. Но если бы я мог, я бы все сделал, все, что в моих силах.
— Когда была наша первая жизнь?
Это самый разумный вопрос, который она могла задать, и я хотел рассказать ей всю историю, но дело в том, что это было так давно, столько жизней прошло с тех пор. Из всех моих воспоминаний это было самым слабым, самым туманным.
— Малакай?
Мне нравилось, как она произносит мое имя. Как шепчет его, как стонет с ним, как выкрикивает его. Все это для меня как музыка.
— Тебе нужен нож, — наконец заговорил я. Поставив торт на стойку, я стал искать, где заприметил кухонные принадлежности. И как только я отвернулся от нее, она положила мне на спину руки. Я не мог сдержать побежавшие мурашки.