Уверенным быстрым шагом увлекаю хихикающую девушку за собой к скрытой за отодвигающейся гардиной винтовой лестнице.
— Боюсь даже спрашивать, что ты делал в спальне Маркуса, — очередной взрыв пьяного смеха. Если бы я не горел от нетерпеливой пульсации в штанах, то отвез бы ее домой и напоил чаем, но мисс Доусон упорно напрашивалась еще до того, как подействовал алкоголь.
— Не то ты придумала, маленькая развратница.
Перепрыгивая через ступеньку, мы минуем пролёт за пролётом, пока не оказываемся на последнем этаже, потом бежим, как парочка хулиганов по застланному коврами коридору до самого конца и останавливаемся перед покрытой резьбой дверью.
— Готова? — окинув запыхавшуюся девушку напряженным тяжелым взглядом, спрашиваю я.
— А если я скажу, что мне просто любопытно посмотреть, что внутри? — снова включает кокетливую стерву мисс Доусон.
— Тогда ты зайдешь, а я пойду вниз, — напряженно отвечаю я.
— И бросишь меня здесь? — капризно хлопнув ресницами, вздыхает девушка.
— Чего ты хочешь, Рика? — прямо и жестко спрашиваю я.
— Я не знаю, — еще один вздох, пожатие плеч.
— А я думаю, что ты просто играешь со мной.
Нажимая на кованую ручку, я толкаю дверь плечом, и, взяв мисс нерешительную Доусон за руку, затаскиваю внутрь королевских размеров спальню Маркуса. Автоматически вспыхивает розовый приглушенный свет. Освободив запястье, Рика проходит в центр комнаты, рассматривая массивную кровать на пьедестале с балдахином, занавесями и лесенками с обеих сторон.
— Обалдеть, — вырывается у нее. — Похоже на сцену. Даже занавес есть, — обернувшись, произносит девушка. Глаза возбуждённо горят, блестящие губ приоткрыты. Я сжимаю челюсти, находясь на грани срыва. Вид ее соблазнительного рта вызывает яркую картинку, от которой моя спина мгновенно покрывается испариной, а в горле пересыхает. Пытаюсь вспомнить был ли я когда-либо возбужден сильнее, и не могу, черт… Какого хрена, спрашивается, в вас есть такого, мисс Доусон?
— Постель это и есть сцена, Рика, но только для двух исполнителей. Иногда их бывает больше, но я все-таки предпочитаю классическую игру современным постановкам, — сделав шаг вперед, низким вибрирующим от похоти голосом произношу я.
— Почему-то слабо верится, — прищурившись, смеется Рика. Я сокращаю расстояние между нами и, обернув пальцы вокруг запястья девушки, рывком тяну к себе, разворачиваю, крепко удерживая за талию. Ее спина плотно прижата к моему напряженному озверевшему от возбуждения телу, упругая попка упирается в выпирающий пах.
— А ты проверь, — отодвигая тяжёлую волну волос, приглушенно бормочу я, обдавая горячим дыханием покрывшуюся румянцем нежную шейку, медленно вдыхаю аромат ее желания.
— Ты пахнешь, как секс, Рика. Хочешь меня? — склонив голову ниже, провожу кончиком языка по нежной раковине миниатюрного ушка. Гортанное рычание вырывается из горла, когда строптивая вертихвостка потирается о вздувшуюся выпуклость на брюках.
— По-моему, ты один тут сгораешь от нетерпения выпустить змея на свободу, — прерывисто дыша, пытается ехидничать девушка. Стиснув зубы, и я свободной рукой сдавливаю ее грудь, больно щипая за сосок через ткань платья.
— Никаких больше шуток, Рика, — шепчу я, толкая ее немного вперед. И сам иду следом, едва передвигая ногами. — Я трахну тебя, даже, если ты сто раз мне скажешь «нет».
— Ты этого не сделаешь, Престон, — недоверчивым хриплым голосом продолжает меня провоцировать мисс Недоторога.
— Я ты проверь, — ухмыляюсь я, прихватывая губами чувствительную кожу за ухом, накрываю ладонями вздымающиеся холмики, потирая твёрдые вершинки большими пальцами. Мы останавливаемся напротив полностью зеркальной стены, нарушающей восточный колорит покоев хозяина дома. Точнее Рика останавливается, я уже мало что соображаю, блуждая ладонями по стройному отзывчивому на каждое прикосновение телу, изучая наощупь все ее совершенные, невероятно женственные изгибы. Похоже, Флемингу нравится наблюдать за своими забавами. Мне тоже
Оставив влажный след поцелуя на отчаянно бьющейся вене на шее Эрики, я фиксирую пальцами изящный подбородок, заставляя смотреть на наше отражение. В сумеречном приглушенном свете, оттеняющем ее залившуюся румянцем возбуждения кожу, она выглядит сексуальнее восточных красавиц на портретах Пала Фрида. Обжигающая красота, ядовитая. Губы, созданные для соблазна, посылают в одурманенный мозг развратные картинки, распахнутые пылающие глаза светятся сумеречным грешным сиянием, вызывая незнакомое тревожное чувство в груди. Желание трахнуь ее становится невыносимым, но разум упорно уговаривает не делать этого. Если я отымею ее, все волшебство закончится, химия рассеется, а иллюзия превратится в еще одно ничего не значащее имя.