Максимы и мысли. Характеры и анекдоты

Как-то раз в очень дождливое лето была устроена процессия с молебствием о ниспослании сухой погоды. Едва из храма вынесли раку святой Женевьевы[289] и процессия двинулась, как начался ливень. «Святая ошиблась, — сострил епископ Кастрский. — Она решила, что у нее просят дождя».

* * *

«Последние лет десять, — заметил М*, — в нашей словесности царит такой тон, что, на мой взгляд, приобрести литературную славу значит в некотором роде обесчестить себя. Правда, она пока еще не влечет за собой столь же тяжких последствий, как позорный столб,[290] но и это лишь вопрос времени».

* * *

Разговор зашел о чревоугодии, которому предаются многие государи.[291] «А что же еще делать в жизни бедным королям? — возразил добряк де Брекиньи.[292] — Поневоле будешь много есть».

* * *

Одну из герцогинь де Роган спросили, когда она рассчитывает разрешиться от бремени. «Льщу себя надеждой, — ответила она, — удостоиться этой чести месяца через два». Она недаром употребила слово «честь» — ей ведь предстояло родить Рогана.

* * *

Некий шутник, побывав в балете и поглядев, как там пляшут знаменитое корнелевское «Умереть!»,[293] попросил Новерра[294] переложить на танцы «Максимы» Ларошфуко.[295]

* * *

Г-н де Мальзерб советовал г-ну де Морепа убедить короля посетить, Бастилию. «Напротив, этого нужно всячески избегать, иначе он больше никого туда не посадит», — возразил его собеседник.

* * *

Во время какой-то осады по городу шел разносчик воды и кричал: «Вода! Вода! Два ведра за шесть су!». Пролетевшая бомба разнесла на куски одно из ведер. «Вода! Вода! Двенадцать су ведро!», — как ни в чем не бывало затянул разносчик.

* * *

Аббата де Мольера,[296] человека бесхитростного и бедного, занимало в жизни лишь одно — его сочинение о системе Декарта.[297] Лакея у него не было, дров тоже, и он работал в постели, натянув на голову, поверх ночного колпака, свои панталоны, так что одна штанина свисала справа, другая слева. Однажды на рассвете он услышал стук в дверь.

— Кто там?

— Отоприте.

Он тянет за снурок, дверь отворяется. Аббат, не поворачивая головы, бросает:

— Что вам нужно?

— Денег.

— Денег?

— Да, денег.

— А, понимаю: вы — вор.

— Вор я или нет — неважно. Мне нужны деньги.

— Они, кажется, в самом деле вам нужны. Ну что ж, суньте руку вот сюда.

Аббат поворачивает голову и подставляет вору одну из штанин. Тот шарит в кармане.

— Так здесь же нет денег!

— Конечно, нет. Зато есть ключ.

— Ключ? Ага, вот он...

— Возьмите его.

— Взял.

— Подойдите к секретеру и откройте его.

Вор вставляет ключ не в тот ящик, в который надо.

— Не туда — там мои бумаги. Не трогайте, черт вас побери! Кому я сказал: это мои бумаги! Деньги в другом ящике.

— Нашел.

— Ну и берите! Да не забудьте запереть ящик.

Вор удирает.

— Эй, господин вор, затворите же дверь!.. Ах, дьявольщина, он так ее и не закрыл! Экий мерзавец, будь он неладен! Вставай теперь с постели по такому холоду.

Аббат вскакивает, запирает дверь и вновь принимается за работу.

* * *

Шел разговор о нынешней цивилизации и о том, как медленно развиваются искусства и ремесла. Кто-то заметил, что со времени Моисея протекло уже шесть тысяч лет, и М* возразил: «Подумаешь, шесть тысяч лет! На то, чтобы изобрести спички[298] и научиться высекать искру огнивом, ушло куда больше времени».

* * *

Графиня де Буффлер[299] говорила принцу Конти, что он — наилучший из тиранов.

* * *

Г-жа де Монморен[300] учила своего сына: «Вы вступаете в свет. Могу посоветовать вам только одно — влюбляйтесь во всех женщин подряд».

* * *

Одна дама сказала М*, что он, как ей кажется, всегда испытывает к женщинам слишком земные чувства. «Всегда, — согласился он, — кроме тех случаев, когда я уже на седьмом небе». Это правда, влюблялся он не слишком пылко, но наслаждение распаляло в нем страсть.

* * *

В бытность г-на де Машо у власти королю представили на утверждение церемониал торжественного собрания вельмож; с тех пор оно всегда происходит в соответствии с этим церемониалом. Людовик XV, г-жа де Помпадур и министры предусмотрели все: королю заранее продиктованы ответы на вопросы первого президента; каждый шаг его расписан в особом мемуаре, где указано: «Здесь его величество хмурится; здесь чело его величества проясняется; здесь его величество делает такой-то жест, и т. д.». Этот мемуар существует и поныне.

* * *

М* говорил.: «Надо уметь пробуждать в людях своекорыстие или подстегивать их самолюбие: обезьяны прыгают лишь тогда, когда видят орех или боятся хлыста».

* * *

Беседуя с герцогиней де Шон[301] о ее браке с г-ном де Жиаком[302] и досадном обороте, который приняла их супружеская жизнь, г-жа де Креки[303] заметила, что ее собеседница могла бы все это предвидеть — слишком уж велика была разница в годах между нею и мужем. «Запомните, сударыня: придворная дама никогда не бывает старой, тогда как чиновник — всегда в летах», — ответила г-жа де Жиак.

* * *