Маковое Море

Действительно, в векселях значилось имя мистера Бернэма, поскольку приказчики заверили, что это давнишняя практика старого раджи — дескать, они с партнером условились: незачем таскаться через весь город за передаточной надписью на каждой бумажке, быстрее и эффективнее оформлять документы прямо в особняке Халдеров. Отец, плохо писавший по-английски, передоверял задачу конторщику, а дотошный в каллиграфии Нил отказался от услуг секретаря с дурным почерком и сам индоссировал векселя. Бенджамин Бернэм это прекрасно знал.

— Сожалею, но вы напрасно утруждались, — сказал раджа. — Мистер Бернэм тотчас растолкует сие недоразумение.

Полицмейстер смущенно кашлянул в кулак:

— Боюсь, мне все же придется выполнить свой долг, сэр.

— Но зачем, если мистер Бернэм все разъяснит?

Помешкав, майор сказал:

— Именно он сообщил нам о преступлении.

— Что? — Нил вздрогнул. — Какое преступление?..

— Подделка подписи, сэр. Речь о больших деньгах.

— Вписать имя человека не означает подделать его подпись.

— Все зависит от умысла, сэр, но это решит суд. Не сомневайтесь, вам предоставят возможность объясниться.

— А до тех пор?..

— Позвольте препроводить вас в Лалбазар.

— В тюрьму? Как заурядного вора?

— Нет-нет. Учитывая ваше положение в здешнем обществе, мы позаботимся о ваших удобствах и даже позволим домашнюю пищу.

Сознание медленно справлялось с немыслимым фактом: расхальского раджу арестуют и заточат в острог. Разумеется, его оправдают, но репутация семьи безвозвратно погибнет, а всех родичей, нахлебников, сына и даже Элокеши покроет несмываемый позор, после того как на глазах толпы его уведут под конвоем.

— Разве обязательно делать это сейчас и прилюдно?

— К сожалению. У вас лишь несколько минут, чтобы взять одежду и личные вещи.

— Хорошо.

Нил шагнул к дверям, но майор резко добавил:

— Ваша охрана взбудоражена. Имейте в виду, что в случае беспорядков ответственность ляжет на вас и отяготит ваше положение.

— Понимаю. Не волнуйтесь.

Раджа вышел на веранду и увидел, что двор побелел от вдовьих одежд родственниц и нахлебниц, покинувших свою обитель; заметив его, женщины тихонько взвыли, но скоро их плач стал громким и надрывным, одни распластались на земле, другие били себя в грудь. Сквозь такое скопище пробиться в дом было невозможно. Нил высматривал в толпе жену и, несмотря на смятение, почувствовал громадное облечение, удостоверившись, что Малати осталась в своих покоях, чем избавила его от унижения — никто не увидит супругу раджи, сорвавшую с себя покрывало.

Рядом возник Паримал с узелком:

— Господин, я собрал все, что вам нужно.

Нил благодарно сжал его руки; камердинер всегда знал его нужды и часто предугадывал его желания, но сейчас раджа особенно остро почувствовал, скольким ему обязан. Он хотел взять узелок, но Паримал отстранился:

— Господин не может на глазах у всех нести свою поклажу.

Нелепость ситуации заставила раджу улыбнуться:

— Ты знаешь, куда меня уводят?

— Господин… — зашептал камердинер —…одно ваше слово, и охрана вас отобьет… Вы убежите… скроетесь…

Мысль о побеге вспыхнула и тотчас погасла, едва Нил вспомнил висевшую в конторе карту и красное пятно Империи, что так быстро по ней расползлось.

— Где же я спрячусь? — вздохнул он. — Моим телохранителям не одолеть батальоны Ост-Индской компании. Нет, ничего не поделаешь.

Нил вернулся в приемную, где майор ждал его, положив руку на эфес сабли.

— Я готов. Покончим с этим.

Под конвоем полицейских раджа спустился по лестнице. Во дворе женщины в белых одеждах завопили и бросились к узнику, но дубинки конвоиров преградили им путь. Нил шел с высоко поднятой головой, однако избегал чужих взглядов. Только у самых ворот он позволил себе обернуться и сразу увидел Малати, показавшуюся незнакомкой: покрывало сброшено, расплетенные волосы скорбным черным саваном укрыли плечи. Не в силах вынести ее взгляда, Нил споткнулся и отвел глаза; казалось, его самого раздели донага и выставили напоказ злорадному сочувствию света, на неизбывный позор.

На улице ждал крытый экипаж, майор сел напротив Нила. Когда лошади тронулись, он, явно обрадованный тем, что обошлось без насилия, уже мягче произнес:

— Уверен, очень скоро все уладится.

На углу Нил обернулся, чтобы последний раз взглянуть на дом, но увидел лишь крышу, а на ней сына, маячившего на фоне закатного неба; мальчик прилег на парапет и словно чего-то ждал. Раджа вспомнил, что обещал через десять минут вернуться, и этот обман показался ему самым непростительным в жизни.

*

С той самой ночи у реки, когда Дити его выручила, Калуа подразделял дни на счастливые, в которых была она, и пустые без нее. Это счисление не таило в себе каких-то особых замыслов или надежд — великан прекрасно сознавал, что между ним и Дити возможна лишь самая призрачная связь, — но упорный отсчет шел самочинно, и ничто не могло его остановить, ибо неповоротливый и медлительный ум находил в нем спасение. И вот потому, услышав о смерти Хукам Сингха, Калуа знал, что прошло ровно двадцать дней с того полдня, когда Дити попросила его съездить за мужем на опийную фабрику.