Маковое Море

После его ухода закуток камеры показался еще темнее. Нил машинально разделил еду пополам и подвинул сокамернику его порцию:

— Возьми.

Рука А-Фатта выползла из темноты и схватила свою долю. Впервые за все время после происшествия на баке китаец заговорил:

— Нил…

— Что?

— Было плохо…

— Себе скажи, не мне.

Помолчав, А-Фатт произнес:

— Я убью эту сволочь.

— Кого?

— Кроула.

— Чем? — усмехнулся Нил. — Голыми руками?

— Погоди. Увидишь.

* * *

Дити голову сломала, пытаясь решить проблему священного костра. Учитывая ситуацию, о настоящем костре, даже костерке, не могло быть и речи. Требовалась безопасная замена. Но какая? Понимая, что случай особый, переселенцы собрали все имевшиеся лампы и свечи, дабы осветить финальную часть брачной церемонии. Однако будничная лампа под закоптелым стеклом лишила бы обряд всякого смысла — кто серьезно воспримет свадьбу, на которой невеста с женихом совершают «семь кругов» вокруг одиноко чадящего фитиля? И тут Дити придумала: костром послужат свечи, если все, что есть, собрать и закрепить на подносе. Так и сделали, но огненная конструкция, установленная посреди трюма, проявила норов — согласуясь с качкой, она шныряла по всем углам, грозя подпалить корабль. Кто-то должен удерживать ее на месте. Но кто? Желающих было так много, что, во избежание обид, на выполнение задачи отрядили шесть человек. Новобрачные встали к «костру», однако Черная Вода лишний раз подтвердила, что она тоже среди свадебных гостей. На первом шаге жениха с невестой корабль накренился, и молодые, плюхнувшись ничком, головой вперед понеслись к правому борту. Казалось, вот-вот раздастся треск размозженных черепов, но шхуна завалилась на другой бок, и новобрачные, теперь ногами вперед, устремились в обратном направлении. Хохот гостей смолк лишь после того, как парни, кто пошустрей, окружили молодоженов, подпирая их плечами. Вскоре юные опоры тоже стали падать, и на смену им ринулись другие. Разумеется, Дити с Калуа одними из первых прыгнули в свалку. Казалось, весь трюм совершает священные брачные круги; многие так увлеклись, что вместе с молодыми поперли в опочивальню.

Когда жених с невестой затворили за собой дверь кохбара, грянул шквал песен и малопристойных напутствий. Шум стоял невообразимый, и никто понятия не имел о совсем иных событиях, происходивших в других пределах корабля. Первым их вестником стал грохот на палубе, от которого вздрогнул потолок трюма. На миг все испуганно стихли и тогда расслышали пронзительный женский крик, донесшийся сверху:

— Караул! Убивают! Его скинули!..

— Кто это? — опешила Дити.

Полетт первой вспомнила о Мунии:

— Куда она подевалась? Она здесь? Муния, где ты?

Ответа не было.

— Где она? — крикнула Дити.

— Наверное, ускользнула, чтобы повидаться…

— С ласкаром?

— Да. Мы пошли вниз, а она спряталась на палубе. Видимо, их застигли.

* * *

Высота рубки чуть превышала пять футов, и Джоду сотни раз прыгал с ее крыши на палубу без всякого ущерба для здоровья. Но одно дело спрыгнуть по собственной воле, и совсем иное — быть сброшенным охранником. Джоду упал головой вниз и лишь по счастливой случайности приземлился не маковкой, а плечом, которое тотчас ожгло болью. Он попытался встать, но рука не слушалась. Джоду копошился на скользкой палубе, когда чья-то лапа ухватила его за рубаху и вздернула на ноги.

— Сала! Кутта! Тварь ласкарская…

Джоду изогнулся, пытаясь увидеть лицо субедара:

— Я ничего не сделал… Мы только разговаривали… Пара слов, и все…

— Ты смеешь смотреть мне в глаза, свинячий выродок?!

Одна рука субедара оторвала юнгу от палубы, отчего он беспомощно повис в воздухе, а другая, сжатая в кулак, впечаталась в его скулу. Хрустнул выбитый зуб, рот Джоду наполнился кровью. Перед глазами все поплыло, и Муния, скорчившаяся под баркасом, показалась грудой парусиновых лохмотьев.

— Я ничего… — пытался выговорить Джоду, но голова его так гудела, что он едва слышал собственный голос.

От нового удара, который вырвал его из хватки субедара и швырнул на палубу, щека вздулась, точно лисель под ветром.

— Хер обрезанный! С чем тебе к нашим бабам соваться?

Оба глаза Джоду заплыли, в ушах звенело, и он даже не чувствовал боли в плече. Пьяно шатаясь, юнга сумел встать на покатой палубе и увидел, что возле люка в фану сгрудились ласкары. Мамду, Сункер, Раджу и все другие выглядывали из-за спин охранников, ожидая, как он поступит. Вид сослуживцев остро напомнил, с каким трудом было завоевано место среди них; отчаянно храбрясь, Джоду сплюнул кровью и рявкнул:

— Кем ты себя возомнил, сволочь? Мы тебе рабы, что ли?

— Что?

Изумленный его наглостью субедар замешкался, но в ту же секунду на палубе возник мистер Кроул:

— Никак опять хуесос нашего Рейда?

Веревкой с узлом на конце он хлестнул юнгу по груди, заставляя его опуститься на палубу:

— Лежать, херок паршивый!

Второй сильный удар сбил Джоду с ног, и он рухнул на четвереньки.

— Вот так вот! А теперь ползи, пес шелудивый, ползи, тварь, пока я тебя не уделал!