Макинтош - Избранные работы

Так может спрашивать человеческая природа; но мы не должны прислушиваться к её голосу, который непременно приведёт нас в места, покрытые тенью смерти. Нам следует слушать голос Иисуса; мы должны внимать Его живым, утешающим, ободряющим и вдохновляющим словам. Таким способом мы сможем превознести и прославить Бога не только у постели больного, но и в темнице смерти, у самой могилы. Смерть — не смерть, если рядом Христос. Сама могила — это просто место, освещаемое мощными лучами славы Бога. Когда исчезает все чисто человеческое, тогда только можно увидеть лучи Божественной славы во всем их блеске.

Душа должна постичь и всегда удерживать в себе эту чрезвычайно важную мысль. Понять её до конца поможет только вера. Все мы с такой ужасающей лёгкостью полагаемся на опору, предоставляемую творением; припадаем к скудным источникам, исходящим от творений; верим в мышцу плотскую, дающую помощь; приближаемся ко всему, что видим; успокаиваемся на всем, что осязаемо и материально. "Видимое и временное" часто впечатляет нас больше, чем "невидимое и вечное". Вот поэтому наш всегда верный Господь считает нужным и правильным смести людские опоры и осушить людские источники, чтобы мы могли опереться на Него, незыблемую скалу нашего спасения и найти все наши источники в Нем, живом и неиссякаемом кладезе всего благословения. Он ревнует о нашей любви и вере, и поэтому убирает все, что может отдалить наши сердца от Него. Он знает, что для полного благословения наших душ нужно целиком положиться на Него, и поэтому Он стремится очистить наши сердца от любого ненавистного Ему кумира.

Разве не должны мы восхвалять Его за все это? Да, поистине так; и, кроме того, мы должны приветствовать любое Его средство, используемое Им для достижения Своей мудрой и благодатной цели, даже тогда, когда, внимая голосу своей природы, мы считаем это средство суровым и жестоким. И Он может часто повторять нам слова, которые сказал Петру: "что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после".

Да, дорогой читатель, вскоре мы узнаем и оценим по достоинству все Его деяния. Мы оглянемся назад и посмотрим на весь ход событий, начиная со света Его благословенного присутствия, и тогда увидим и поймём, что "самый тяжкий удар Его руки — это самое сильное выражение Его любви во всякое время".

Марфа и Мария могли бы теряться в догадках, почему смерти было позволено войти в их жилище. Ведь они каждый день, каждый час и каждую минуту ждали прихода своего возлюбленного Друга; а Он медлил, и пришла смерть, и все, казалось, было кончено.

Почему же это произошло? Пусть ответит Он Сам. "Сказав это, говорит им потом: Лазарь, друг наш, уснул". Какая трогательная любовь! Какая благодатная близость! Какая нежная связь Христа с семьёй из Вифании, с одной стороны, и с учениками — с другой! "Лазарь, друг наш, уснул". Это и был безмятежный сон. Смерть — не смерть перед лицом Христа. Могила — просто опочивальня. "Но Я иду разбудить его". Он не произнёс бы эти слова, если Лазаря нужно было поднять с одра болезни. "Бог в беде не оставит", и мы без труда видим, что могила предоставила Богу гораздо большую возможность, чем одр болезни.

Именно по этой причине Иисус и медлил с приходом к Своим возлюбленным друзьям. Он ждал подходящего момента, и этот момент настал, когда Лазарь уже пролежал в гробу четыре дня, когда все надежды людей растаяли, когда все их действия потеряли силу и ценность. "Я иду" — не для того, чтобы поднять его с одра болезни, а чтобы "разбудить его". Место действий было очищено от проявлений творения, и слава Бога могла теперь сиять во всем её великолепии. И разве это не благо, когда нет влияния со стороны творения? Разве это не милосердие (не замаскированное, а ясное, несомненное, очевидное), когда устранены все опоры, предоставляемые людьми? Вера отвечает горячо и непоколебимо: "Да!", человеческая же природа говорит: "Нет!". Жалкое сердце жаждет опоры, предоставляемой творением, и просит чего-либо такого, что видят глаза. Но вера — этот самый важный, самый бесценный, божественно утончённый принцип — считает своим истинным назначением помощь тем, кто её призывает для того, чтобы полностью и без тени сомнения опереться на живого Бога.