Наверное, вряд ли мы терпим неудачу в чем-либо так часто, как в попытке постичь присутствие Бога и принципы Его обращения с нашими душами во всех мелочах нашей повседневной жизни. Мы непрестанно попадаем в ловушку смотря на вторичные явления; мы не ощущаем Бога во всем. Поэтому-то сатана и побеждает нас. Если бы мы более остро чувствовали, что нет ни одного события в нашей жизни — днём ли, ночью ли, — во время которого нельзя услышать голоса Бога или увидеть Его десницу, то какой святостью мы были бы окружены! Люди и предметы воспринимались бы лишь как многочисленные действующие силы и средства в руках Отца, как многочисленные составные части напитка, наполняющего чашу Отца. Благодаря этому чувству наши умы возвысились бы, души успокоились, а сердца смирились. И тогда мы не повторили бы вслед за Авессой: "Зачем злословит этот мёртвый пёс господина моего царя? пойду я, и сниму с него голову" — и не выхватили бы, вместе с Петром, меч из ножен, объятые естественным возмущением. Как низко по сравнению со своими повелителями стояли двое этих пылких, но заблуждающихся людей! Как, должно быть, звук выхватываемого Петром меча резал слух Учителя и как он оскорбил Его дух! И как глубоко, должно быть, опечалили слова Авессы смирившегося и покорившегося Давида! Мог ли Давид оградить себя, когда Бог так серьёзно и впечатляюще воздействовал на его душу? Разумеется, нет. Он не смел вырвать себя из рук Господа. Давид принадлежал Ему — в жизни ли, в смерти ли — и как царь, и как изгнанник. Благословенная подчинённость!
Но, как мы уже отмечали, в описании заговора проявляется не только покорность Давида Богу, но и преданность Давиду его друзей, независимо от того, совершает он ошибки или нет. Мы видим его сильных слуг, стоящих и справа, и слева от него и разделяющих с ним проклятия и оскорбления, изрыгаемые Семеем. Они всегда были с ним — и в убежище, и на престоле, и на поле брани, — а теперь они остались с ним в его унижении.
А потом пришли Сови и Верзилий и с царственной щедростью помогли ему и бывшим с ним людям. Словом, в час скорби Давида обнажились истинные чувства многих сердец. Стало понятным, кто любил Давида ради него самого, и, несомненно, он вернулся домой, к своему престолу, в ещё более полной и глубокой уверенности в искренней любви тех, кто окружал его.
Есть, однако, один человек, упомянутый в этих главах, о личности которого мы должны немного поразмышлять. Я имею в виду Мемфивосфея, сына Ионафана.
Едва Давид воссел на престоле, как произнёс эти памятные благодатные слова: "Нет ли ещё кого-нибудь из дома Саулова? я оказал бы ему милость Божию". "Из дома Саулова!", "Милость Божию"! Какие слова! Саул был его самым заклятым врагом; и все же теперь, восседая на троне во всем блеске своего положения и в беспредельности Божественной благодати, он смог предать забвению прошлые дела и проявить милость не только свою, но и Бога.
А милость Бога отмечена отличительной особенностью, когда она направлена на Его врагов: "Если, будучи врагами, мы примирились с Богом смертию Сына Его…" Такова была милость, которую Давид хотел показать члену семейства Саула. "И пришёл Мемфивосфей, сын Ионафана, сына Саулова, к Давиду, и пал на лице своё, и поклонился… И сказал ему Давид: не бойся; я окажу тебе милость…, и ты всегда будешь есть хлеб за моим столом. И поклонился Мемфивосфей и сказал: что такое раб твой, что ты призрел на такого мёртвого пса, как я?" Это — замечательное проявление милости Бога, здесь мы видим основу преданности Мемфивосфея Давиду. И хотя прав у него было не больше, чем у врага или мёртвого пса, его с благодарностью принимают и усаживают за царский стол.
Но у Мемфивосфея был неверный слуга, который, преследуя свои собственные цели, представил его перед царём в ложном свете. В первых стихах главы 16 читатель найдёт описание действий Сивы. Он выказывает притворную доброту по отношению к Давиду и очерняет Мемфивосфея с тем, чтобы завладеть его землями. Он пользуется телесной немощью своего господина, чтобы обмануть и оклеветать его. Какая картина!
Истина, тем не менее, выходит на свет, и оклеветанный Мемфивосфей полностью оправдывается. По возвращении Давида, когда беда оставила его, а Авессалом погиб, "Мемфивосфей, сын Ионафана, сына Саулова, вышел навстречу царю. Он не омывая ног своих, не заботился о бороде своей и не мыл одежд своих с того дня, как вышел царь, до дня, когда он возвратился с миром".