– Но он же мог на ней жениться? Почему же так получилось? Я из тюрьмы пришёл в двадцать девять, ей было – двадцать пять. Двадцать пять! Это же девка-перестарок! Не понимаю. И вдруг такое. Горилка в доме есть?
– Ну, а чего ж ей не быть? Есть родёмая.
– А что бабы наши, гуляйполские, об этом гутарят?
– Ничего не гутарят. Твоё здоровье. Полный мрак. Тайна для всех. Ты носом клюёшь. Наверное, не спал давно. Может, приляжешь?
– Не, не… Я сейчас поеду. Твоё здоровье. Вареники у тебя знатные.
– Закусывай. Да, так ты не тужи о бабе. Женись на другой.
– Да есть у меня другая… и честно скажу тебе, не одна. Но Настя засела в голове и сердце. Хотелось бы знать, куда и к кому она ушла.
– Это ты у своего главного стрекулиста спроси, у Назария, который Зуйченко. Этот наперёд много знал.
В окно постучали. Хозяйка глянула в окно.
– Красные.
– Опаньки! Это мне совсем ни к чему. Есть у тебя укромное место?
– Куда ж тебя заховать? – они заметались. – Стоп! Идея! Гроб у меня под кроватью новый. Полезай! Роза, иди, открывай.
Махно лёг в гроб. Хозяин накрыл его крышкой, задвинул под кровать и вернулся к столу.
В сенях послышались голоса. Открылась дверь. В горницу вошли красноармейцы.
– Куда Махно спрятали?
– Да я его с весны не видел.
– А чей конь в яслях не распряжённый?
– Мой.
– А почему не распряг?
– Да, хотел на могилки к отцу и к матери съездить, да передумал.
– Подпол открывай!
– Зачем?
– Обыск.
– Зачем тебе подпол? Горилка на столе. Садись.
– А с кем это ты скоромишься в постный-то день?
– Да вон с Розой моей, супружней женой, родителей поминаем.
– Отворяй подпол!
– Да на что тебе подпол? Садись, угощайся! А в подполе темно и лестница там плохая. Упадёшь, не ровён час, расшибёшься, побьешься. А мне отвечать.
Между тем один из красноармейцев сдвинул дорожки на полу, откинул крышку погреба и начал спуск. Вдруг раздался грохот и солдатский мат.
– Ну, вот я же говорил, – сказал хозяин.
– Дай свечку! – приказал старший красноармеец.
Хозяин вытащил свечку, зажёг её и подал командиру. Тот склонился над погребом.
– Ну, что там Петро? Ты живой?
Из подпола послышался мат.
– Ну, стало быть, живой!
Общими усилиями вытащили Петра.
Вошёл красноармеец и доложил:
– В нужнике и на чердаке никого.
– Что у тебя под кроватью?
– Смотри, – хозяин поднял кружевной подзорник, – новый гроб.
– Кому это ты его приготовил? – спросил командир.
– Себе. Но могу и тебе уступить.
– Дурак. Оставь себе. Мне ещё рано. Дай попить.
– Это, пожалуйста. Для хорошего человека не жалко, – хозяин налил лафитники.
– Закусывайте, гости дорогие. Заходите почаще. Будем рады, – поддержала его жена.
– Ладно. Пойдём, Петро, – командир встал из-за стола.
– Идём, Василий.
– Так чего ж не допиваете? Возьмите с собой? А то ведь подмораживает.
– Мы на службе, нам нельзя.
– На службе и не надо. А после службы, с устатку в самый раз. Бери. Бери. И сала возьми, и огурца.
– Ладно, ладно. Мёртвого уговоришь. Давай. Уговорил. Прощай.
– Бывайте здоровы.
Красноармейцы ушли.
– Фу. Наконец-то. Ушли. Роза быстро ко мне! Давай гроб из-под кровати вытащим! – громким шёпотом сказал хозяин.
Роза подбежала. Вдвоём они выдвинули гроб и сняли крышку.
– Батько! Они уже ушли!
Но Махно лежал без движения.
Хозяин потормошил его.
– Батько! Вставай! Уже вечерять пора! Роза собирай ужин! Неси ещё горилки!
Но Махно не подавал признаков жизни.
– Роза! Что с ним? Нешто задохнулся? Роза, это беда. Что же делать? Такое горе. В нашем доме сосед помер. Зови Ефима и Нахима. Надо что-то делать.
Роза выскочила из дому и побежала по соседям.
Семён налил себе рюмку горилки и поднёс её к губам.
– А мне, почему не налил? – спросил Махно из-за спины.
– А! Батько это ты?! Фу ты, ей богу, напугал. Ну, это и славно! Значит, жить будешь долго. Давай за это самое и выпьемо.
Вечером, в сумерках Махно и Щусь въехали в Александровск. Их остановил патруль.
– Кто такие? Пароль.
– На горшке сидит король, – ответил небрежно Щусь.
– Ты не шуткуй богато. Был у нас один рассказник – проглотил дерьма на праздник.
– А такой как ты дозорный петухом запел позорным.
– Был такой как ты прибауточник, так его отымел косой будочник. Мужики, а ну давай их обоих в караулку. Что-то они сильно много говорят без умолку.
– Тихо, тихо, мужики, давайте без паники. Тихо. Я ординарец батьки Федосий Щусь. А это сам батько.
– Ну, нахал! Ну ладно бы, егерем назваться, так нет же ж самим батькой. Ну, люди! Ну, совести ни граммочки. Да батько поехал в Харьков на военный совет. У Фрунзева чаи распиват. Во народ! Хоть бы людей поспрошал. Так нет же, сразу врать.
– Да вот мы и вернулись, – пытался объяснить Щусь.
– Ну, врать горазд. Да батько на паровозе поехал! Понимаешь? Со штабом! Да чего с ним разводить свинусинции и шмыловзации. Василий, скачи в контрразведку. Скажи товарищу Задову, что поймали шпигунов беляцких. Да пусть поспешат, а не то у нас самих разговор трибунальный и как выстрел короткий. Вон к оврагу отведём, и делу конец. Эй, Василий, ты ещё здесь? Там по пути заскочи к Петру Лепёшкину, пусть горилки пришлёт да огурца.
Василий ускакал. Махно и Щуся ссадили с коней и завели в караулку.