Македонский Лев

Гордость Дераи за достижения Пармениона была омрачена печалью, ибо чем могущественней становилась Македония, тем страшнее будут последствия восхождения Зла на престол.

Страх охватил ее. Она почуствовала себя ребенком, который видит лесной пожар, огромную стену пламени, которая вспыхнула, чтобы испепелить весь мир. «И как мне остановить это?» — терялась она в сомнениях. Взглянув вниз, она увидела кубок с водой в своей руке. Тут она улыбнулась и прошла в комнату Тамис.

— Я сдержу данное тебе обещание, Тамис. Я не буду убивать. Но если приспешники Темного Бога явятся за мной, они умрут. Потому что в этом меня ничто не связывает.

Одеяло по-прежнему покрывало тело. Когда Дерая его откинула, то увидела лишь распавшийся скелет, истлевшие кости. Когда она поднимала одеяло, череп покачнулся на подушке и упал на пол, разбившись на мелкие осколки.

Самофракия, Лето, 357 год до Н. Э.

Переправа была спокойной, и судно плавно вошло в док, три ряда гребцов опустили весла в воду, чтобы замедлить это продвижение. Моряки швырнули канаты людям, ждавшим на причале, и огромный корабль был пришвартован к берегу.

Филипп сошел по трапу, за ним высадился Парменион.

— Я едва могу сдержать свое возбуждение, — произнес Царь, когда они вдвоем ступили на твердую землю, взирая на поросшие деревьями холмы. — Как думаешь, она уже здесь?

— Не знаю, государь, — ответил Парменион. — Но мне не по душе, что так мало стражи. Тут могут быть убийцы, нанятые любым из наших врагов.

Филипп рассмеялся и легонько толкнул Пармениона в плечо. — Ты чересчур беспокоен. Мы всего лишь путешественники, странники, наемники. Лишь несколько человек знают о моих планах.

— Антипатр, Аттал, Никанор, Феопарл, Симике… одни боги знают, кто еще, — проворчал Парменион. — Всего одно неосторожно оброненное слово может погубить тебя.

Филипп хмыкнул. — Этого не случится, друг мой; так предначертано богами. И, как бы там ни было, со мной прибыл для защиты сам Македонский Лев. — Он снова засмеялся над беспокойством Пармениона. — Знаешь, тебе, пожалуй, стоит подумать, не взять ли жену — или любовницу. Ты чересчур серьезен.

Высокая жещина в черных одеждах подошла к ним, низко кланяясь.

— Добро пожаловать в Самофракию, государь Филипп, — сказала она.

— Прекрасно, — прошептал Парменион. — Парад, наверное, уже подготовлен. — Женщина насмешливо посмотрела на него, затем снова переключилась на Филиппа.

— Сегодня вечером будет дан пир в твою честь, а завтра состоится охота в верхних холмах.

Филипп взял ее за руку, поцеловал ладонь. — Благодарю тебя, благородная женщина. Это для меня большая честь быть встреченным посланницей такой грации и красоты. Но как ты узнала о моем прибытии?

Женщина улыбнулась, но не ответила.

Она провела их через наводненный народом городской порт к месту, где ожидали еще две женщины, держащие за удила двух белых жеребцов. Первая из них указала в сторону белостенного дворца, что стоял в миле к северу. — Ваши покои готовы, о благородные мужи. Надеюсь, эти кони придутся вам по душе.

— Благодарю, — ответил Филипп. Животные были хороши на первый взгляд, но грудь у обоих была неширокой, а это, как знал Филипп, означало мало места для легких и сердца, и, следовательно, им недоставало силы и выносливости.

Двое мужчин оседлали коней и медленно поехали ко дворцу, женщины сопровождали их пешком.

В полях слева и справа лошади щипали траву. Они были тонконоги, многие из них — с выгнутыми спинами, позвонки выпирали на них, делая их неудобными для верховой езды.

Филипп с трудом скрывал свое отвращение. — Зачем вообще содержать этих бесполезных животин? — спросил он Пармениона.

Спартанец откинулся в седле. — Повозки и колесницы, государь, но не всадники. Очевидно, они не обучаются верховой езде.

Царь хмыкнул. Ничто так не печалило македонца, как плохое коневодство.

Бодрое настроение вернулось к нему во дворце, где их встретили еще три прекрасных женщины, одетых в зеленое и желтое. — Здесь что, совсем нет мужчин? — спросил он.

— Только ты и твой спутник, государь, — ответила одна из них. Их провели в роскошные покои с покрытыми шелком постелями и обшитыми золотом занавесками.

— Если тебе будет что-то угодно, господин, то стоит лишь спросить, — сказала молодая девушка с волосами цвета воронова крыла.

Филипп ухмыльнулся и взял ее за талию. — А что именно значит «что угодно»? — спросил он.

Ее рука скользнула ему под тунику, лаская кожу с внутренней стороны его бедра. — Это значит ровно то, что ты захочешь, что бы это значило, — сказала она.

Парменион прошел к окну, откинул занавески и устремил взор на луга и поля. Он до смерти устал и хотел лишь принять ванну. Услышав за спиной хихиканье девицы, он тихо выругался.

— Что с тобой, стратег? — спросил Филипп, и Парменион обернулся к нему. Девицы ушли.

— Меня просто бесит этот якобы покой.

— Прими мой совет. Насладись обществом этих женщин, это полезно для духа.

— Может быть, я так и сделаю, — сказал ему Парменион.