Македонский Лев

— Стало быть, да. Сядь. — Мотак толкнул незнакомца на скамью. — Парменион! — позвал он. Спустя несколько мгновений высокий, стройный мужчина, с пронзительными голубыми глазами на узком лице, вошел в комнату. Он держал в руках сверкающий меч.

— Клеарх! — воскликнул Парменион, отложив меч в сторону и приветливо улыбнувшись.

— Он самый, — пробурчал слуга Ксенофонта.

— Развяжи его, — приказал Парменион. Мотак разрезал ножом связывавшие мужчину кожаные ремни, и Клеарх принялся растирать запястья. Его волосы стали белее и реже, чем помнил молодой спартанец, а морщины на лице стали глубже, точно порезы на коже. — Странное время для визита, — заметил Парменион.

— Мой господин просил меня убедиться, чтобы за мной не следили. — Сунув руку под плотную шерстяную рубаху, Клеарх достал свиток, который протянул молодому спартанцу.

Парменион отложил его в сторону и сел лицом к пожилому мужчине. — Как поживает полководец?

Клеарх пожал плечами. — Он печален. Сейчас всё больше пишет. Много всего — о верховой езде, о тактике, об устройстве Греции. Он каждый день часами сидит над своими записями. Не могу вспомнить, когда он последний раз выезжал на верховые прогулки или на охоту. И он растолстел. — Клеарх почти выплюнул последнее слово, будто само его выговаривание оскорбляло его рот.

Парменион протянул руку к свитку, затем заметил, что Мотак все еще стоит рядом, с ножом в руке. — Все в порядке, друг мой. Это Клеарх, помощник полководца Ксенофонта. Ему можно доверять.

— Он спартанец, — проворчал Мотак.

— Осторожно, сынок, нето я тебе череп проломлю, — процедил багровеющий Клеарх.

— Возможно, когда-нибудь, однажды, дедушка, — ответствовал Мотак. Клеарх вскочил на ноги.

— Прекратите, вы оба! — приказал Парменион. — Мы все здесь друзья — или должны быть ими. Как долго ты пребывал в Фивах?

— Прибыл этим вечером, — ответил Клеарх, устремляя убийственный взгляд на Мотака. — Я навестил друзей в Коринфе, а затем купил коня и приехал сюда через Мегару и Платеи.

— Я рад видеть тебя. Не хочешь ли поесть или выпить?

Клеарх покачал головой. — Я удалюсь как только ты дашь ответ для моего господина.

Мотак пожелал Пармениону спокойной ночи и отправился в свою спальню, оставив двух спартанцев наедине. Младший из них развернул свиток и сел поближе к фонарю.

Приветствую, друг мой (прочел он), годы идут, времена ускоряют шаг, мир с его делами уносится все дальше от меня. И все же я вижу события и их причины чище, чем в молодости, и с возрастающей печалью. Был в Спарте юноша, который убил другого в поединке из-за женщины. Отец погибшего мальчика все еще скорбит, и он нанял убийц, чтобы разыскать душегуба, который больше не живет в Спарте. Я догадался, что четверо убийц были умерщвлены мальчишкой, который теперь стал мужчиной. Но за ними могут прийти и другие. Я надеюсь, что ты жив и здоров, и что твоя жизнь счастливее, чем та, которой жил тот спартанский мальчик, давно покинувший свой дом. Я часто вспоминаю того мальчишку. Думаю о его отваге и его одиночестве. В худшем случае боги улыбнутся тебе, в лучшем — не удостоят тебя внимания. Подписи не было.

Парменион взглянул в обветренное лицо старого слуги. — Ты многим рисковал, чтобы доставить это мне, Клеарх. Благодарю тебя.

— Не стоит благодарностей, — ответил старик. — Я сделал это для полководца. Ты мне нравился, парень. Но это было задолго до того, как ты стал предателем. Надеюсь, убийцы отыщут тебя — до того, как ты успеешь сыграть в еще одну из своих смертельных игр.

— Но никто из вас этого не увидит, верно? — произнес Парменион ледяным голосом. — Вы спартанцы считаете себя демиургами. Берете ребенка и мучаете его всю жизнь, повторяя ему, что он не спартанец, а потом обвиняете его в предательстве, когда он призывает вас к ответу за свои слова. Что ж, вот пища для размышлений, Клеарх, тебе и всему твоему тупому племени: после того, как я обманул Сфодрия, я был задержан скиритайским воином. Он годами сражался за вас; он был призван сражаться за вас. И когда мы скрестили с ним мечи, он сказал мне, что всегда хотел убить спартанца. Вас ненавидят не только Фивы и Афины, но даже народ, который сражается на вашей стороне.

Клеарх открыл было рот, чтобы ответить, но Парменион поднял руку.