Макалу. Западное ребро

Надо заметить, Бернар Сеги ― прекрасный пилот. Мы хорошо знаем горы и их предательскую натуру, и мы тем более ценим мастерство Бернара, что он, прежде чем приехать в Непал для пилотирования королевского вертолета, абсолютно ничего не знал о полетах в горах. Перейти сразу от песчаной пустыни Саудовской Аравии к Гималаям, согласитесь, это удивительно! Другие начинали бы в Шартрез или Веркоре! Между прочим, Сеги со спокойной уверенностью утверждает, что в десять раз труднее перевозить на тросе мачту или часть крана, даже над абсолютно плоской равниной, но без ориентиров, чем совершать посадку на гребень Макалу, несмотря на ветер. Несмотря также на высоту, так как впервые в мире этот серийный вертолет нормально работает между 5000 и 6000 м с лишком.

Мы ждем и волнуемся. Этот вертолет-единственная связь с внешним миром. Мы здесь-на другой планете, живем иной жизнью. Только вертолет напоминает нам вместе с почтой, что тот, другой мир, покинутый так давно, еще существует.

Сперва мы слышим, а потом уже видим крошечную белую точку, почти неразличимую на белизне ледников. Спрашивается, зачем король Непала выбрал этот белоснежный цвет для своего вертолета, а не красный или темно-синий, как у других вертолетов? Его легче было бы отыскать в случае аварии. Может быть, белый ― это королевский цвет? Или просто вертолет предназначен не для гор, а для полетов над болотистыми джунглями терайя, где король охотится на тигров, или над высокими желто-рыжими плато вокруг Катманду? Король сдает в аренду свой аппарат для административных дел министерству здравоохранения в случае эпидемии оспы или министерству внутренних дел для сбора избирательных бюллетеней в отдаленных селениях.

Вот он подходит. По-видимому, пытается повиснуть на месте. Дым от моего факела уходит по горизонтали и рассеивается в пяти метрах от меня. Машина приближается, медленно теряет высоту, как большое неуклюжее насекомое, качается под яростными порывами ветра и садится на опору. Пока Бернар весь внимание, следит краем глаза за маневрами, готовый в любой момент взлететь, мы в темпе выгружаем ящики и тюки. Янсен, кинооператор, снимает в восторге нашу работу (позднее мы с удовольствием видим, как он, никогда не бывавший в горах, поднимется пешком, чтобы пробыть с нами несколько дней). Параго врывается в машину, и, пока я цепляюсь за привезенные грузы, чтобы их не сдуло в пропасть, стрекоза срывается с пронзительным мяуканьем турбины, ныряет вниз по северному склону гребня и исчезает.

Шерп помогает мне спустить снаряжение, почту, свежие продукты. Братцы, есть салат! Другие овощи, фрукты, свежие яйца, присланные нам Берпаром Сула, французским врачом госпиталя в Катманду. И наконец, харч богов ― мороженая говядина, прибывшая из Сингапура при содействии Мишеля, французского шеф-повара Содт-отеля. Кстати, о сингапурской говядине. Стоит рассказать эту историю, так как она иллюстрирует довольно комичным образом несоразмерное место, которое занимают в нашей повседневной жизни вопросы питания.

Во время нашего пребывания в Катманду мы часто завтракали или обедали в Солт-отеле и весьма высоко ценили сингапурскую говядину в приготовлении Мишеля. Поэтому Бернар Сеги каждый раз забирал в отеле перед своим отлетом некое количество мяса и привозил его нам в Базовый лагерь, а то и в лагерь II. Дело заключается в том, что замороженное мясо в процессе перевозки принимало, естественно, нормальную температуру и через пару дней начинало благоухать и становилось несъедобным. Приходилось, следовательно, уничтожать его за два дня. Ребята, находившиеся в лагере II, питались говядиной два дня; те, кто приходил на следующий день после прилета вертолета, еще могли поживиться. Но восходителям верхних лагерей ничего не доставалось. Короче говоря, чтобы полакомиться бефом а-ля Шатобриан, надо было быть «в фазе» с вертолетом. Таким образом, за все пять или шесть полетов только четверо или пятеро ребят (в том числе, к счастью, и я) смогли насладиться сингапурской говядиной.

Это, однако, не помешало нам к концу экспедиции выглядеть скелетами, хотя мы никогда не страдали по-настоящему от голода. Моясь в Базовом лагере в бане, я обнаружил, что растаяли не только жировые ткани, но и сами мускулы: худые руки и ноги, узловатые суставы ― настоящий выходец из Бухенвальда! В свете этого опыта и учитывая исключительную важность питания и снабжения, встает вопрос: не рационально ли в экспедиции иметь лицо, занимающееся интендантской службой и оставляющее восходителям только вопросы, касающиеся организации лагерей и чистого лазанья. Хорошего, методичного организатора, авторитетного и инициативного. Работа начальника экспедиции и его заботы (не правда ли, Робер?) были бы здорово облегчены!