Майор из Варшавы

— Цих до камеры! Розберемось потим! Уси на облаву! Треба схопыты терористив!..

Вукса вместе со Стусом втолкнули в вонючий закуток и, прежде чем захлопнуть дверь, мордатый полицай прорычал:

— Ну, поручики, рыла мазурские, мы вам покажем!..

Топот в коридоре затих, полицаи побежали на новую облаву, и в камере воцарилась гнетуще-безысходная тишина. Все произошло так глупо, что и избитый поручик, свалившийся на топчан, и Стус, переминавшийся с ноги на ногу, долго молчали, прежде чем Вукс с полной безнадежностью произнес:

— Похоже, влипли мы с тобой… Ни за понюх табаку, влипли! Кто стрелял, бес его знает, а спросят с нас…

— Это уж точно! — тяжело вздохнул Стус и добавил: — Там, похоже, кого-то важного шлепнули… Ну ничего! Зато знать будут, как людей ни за что ни про что вешать…

Стус нервно забегал по камере, а Вукс привалился на меньше побитый бок, и в камере снова наступила тишина, то и дело нарушаемая возней за стенкой. Похоже, туда запроторили какого-то пьянчужку, который с тупым упрямством тянул коровьим голосом:

— Владзо… Владзо! Дай пшепалиць…

Внезапно Стус остановился у окна, прижался лицом к решетке и через разбитое стекло попытался выглянуть наружу. Окно выходило на какие-то задворки, но под ним уже торчали двое любопытных мальчишек. Они даже подошли поближе, и один озорновато спросил:

— Дядьку, то вы и е террориста, да?

По коридору прогромыхали сапоги дежурного охранника, замок в соседней камере лязгнул, и пьяный, получив вместо желанной сигареты порцию «гуммы», дико взвыл. Стус весело подмигнул мальчишкам и ткнул пальцем за спину.

— Вон, слышите? То там террориста, а я так, гендляр…

— А-а-а… — разочарованно протянул мальчишка и, потеряв всякий интерес к Стусу, начал продвигаться к другому окну.

— А ну постой! — откуда-то из-под подкладки Стус извлек сложенную немецкую марку и помахал ею. — «Гешефт» есть!..

— Ну а цо робить? — мальчишка сразу стал по-деловому серьезен.

— Беги до монопольки у моста. Спросишь уборщицу, Аньку Косюк, скажешь Збышко опять тут. Пусть мою заячью шапку тащщит и что в ней, понял?

— Понял! — мальчишка потянулся за купюрой.

— Ниц, сперва дело, — Стус сжал марку в кулаке. — Анька тут, деньги — тебе, слово чести…

Юный «гешефтмахер» понял, что надувательство не пройдет и, свистнув приятеля, мгновенно испарился…

* * *

Время еле ползло. За стеной тихо подвывал избитый пьянчужка, ворочался и глухо стонал на своем топчане Вукс, и только Стус, не в силах совладать с собой, то бежал к двери послушать, что делается в коридоре, то опять бросался к окну, нетерпеливо ожидая появления Аньки.

А она все не появлялась. Зато вместо нее прибежал под окно один из мальчишек и шмыгая носом, деловито потребовал:

— Дядьку, гонить гроши, прийшла ваша Анка!

— А ну не бреши… — Стус завертел головой, стараясь заглянуть дальше, чем позволяло окно. — Я казав, сюда привести!

— А я цо?.. Я казав. Так що гонить гроши, дядьку, а не то я полицианта скричу…

Мальчишка оказался тертый, и, чем сильней он наглел, тем больше беспокоился Стус. Марка, зажатая в кулак, была последней надеждой, и неизвестно, как бы все кончилось, если б не появилась сама Анька. Она торопливо шла вдоль стены, и Стус облегченно вздохнув, швырнул марку мальчишке.

— На, проваливай!

Мальчишка мгновенно исчез, а Анька, увидев машущущего из окна Стуса, спотыкаясь от спешки, подбежала и вцепилась в него.

— Ой, Збышечку, то що ж воно за лышенько?!..

— Шапку, шапку давай! — Стуса аж затрясло от нетерпения.

— Даю, Збышечку, даю… — Анька начала неловко проталкивать старую облезлую шапку между кромкой отбитого стекла и решеткой.

Ощутив наконец в руках твердый комок, Стус облегченно-сердито пробормотал:

— Я ж сказал, чтоб быстрее шла…

— Ой, Збышечку, та я розумию! — запричитала Анька. — Я ж полициантив глядела, их трое тута, а вси инши по городу бигають, ты скорише…

— Трое, говоришь? — Стус секунду подумал. — То добре… А ты кидай все, бижи до дому и зараз же у село до родичив.

— Ой, Збышечку, дорогенький! — Анка испуганно всплеснула руками. — А ты як же?

— Ну!.. — вызверился Стус. — Щоб тебе через пивгодыны в городи не було! Загинем инакше! Бижи, а я до твоих у село сам прийду…

Анка тотчас умолкла и, поминутно оглядываясь, засеменила прочь. А Стус, не глядя больше в окно, начал разворачивать спрятанный в шапке сверток. На пол полетело промасленное тряпье, и через секунду Стус повернулся к Вуксу, держа в руке заряженный наган-самовзвод.

— Ну, пан поручник, чи пан, чи пропал, вы як?..

— А ты что думал, я сдох? — лихорадочно сверкнув глазами, Вукс враз вскочил на ноги и вырвал у Стуса наган. — Я сам! А ты кричи!

Вид у поручика был решительный, движения стремительно-точны, и Стус, опасавшийся за исход полицейских побоев, сразу успокоился. Мгновенье бывший жолнеж как бы примеривался, потом с размаху кинулся на дверь и, закрывая спиной глазок, отчаянно заколотил ногой по железу.

— Ай-яй-яй!.. Рятуйте!.. Видпустить, пане поручнику!.. Рятуйте!.. Вбивають!.. Пане полициант, я житы хочу!.. Я все скажу, видчинить!..