Майор из Варшавы

— Этого мужика с хутора? — удивился Рыбчинский.

— Вот именно, с хутора, — подтвердил Вукс. — Хутор не унесешь. Припугнем его, что спалим все к чертовой матери, и он для нас все сделает. Этот самый Гнат — мужик себе на уме.

— Что ты предлагаешь? — быстро спросил пан Казимир.

— Да хотя бы Меланюка этого к себе вызовет, а мы его р-раз! — и Вукс, ища поддержки, посмотрел на Рыбчинского.

— Значит, дичь ловит охотника? — Пан Казимир с сомнением покачал головой. — Вот только крючки у нас ненадежные…

— Можно усилить… — возразил Вукс. — В плане моего варианта… Вы не находите, что Рыбчинский очень похож на Брониславского?

— Ты что, спятил, Владек? — рассердился пан Казимир.

— Совсем нет. Смотрите.

Вукс быстро подошел к Рыбчинскому, достал расческу и ловко соорудил на голове поручика прямой пробор.

— Если еще немного загримировать, да седины подпустить, то для тех, кто знает инженера только по фотографии, может сойти…

Действительно, Рыбчинский несколько походил на Брониславского, но пан Казимир раздраженно спросил Вукса:

— Владек, а на кой черт весь этот Голливуд?

— Ложный след, пан майор…

— Для кого?

— Ну… — начал было Вукс, но майор резко оборвал его:

— Чушь! Не забывай, нам сейчас не до игры с подставными. Дай бог, самим унести ноги. Меланюка взять и допросить надо! Это правильно. Потом все здесь уничтожим, а нам и других дел хватит.

Летчики переглянулись между собой и первый пилот сказал:

— Пан майор, нам оставаться у вас в отряде?

— Вам?.. — Пан Казимир секунду раздумывал, потом повернулся к Мышлаевскому и приказал: — Поручик, отправьте радиограмму в Лондон: «Ждем самолет».

— А как же Брониславский? — недоуменно спросил бортинженер.

— У меня есть все записи, чертежи и разработки, так что с пустыми руками не полетите, и потом, вы там нужнее…

Пан Казимир поднялся из-за стола и, словно проверяя каждого, строгим взглядом окинул стоявших вокруг него офицеров…

* * *

Одноэтажную местечковую больничку окружал густой сад. Здание было добротное, явно царских времен, и заведовал ею такой же старый, еще земский врач. Пока санитары на носилках выносили Малевича и укладывали его в тарантас, подогнанный к самому крыльцу, доктор внимательно следил за тем, как обихаживают больного и, только убедившись, что все сделано как надо, повернулся к стоявшему тут же Лечицкому.

— Ну вот, батенька мой, получите…

Полковник, остро посверкивавший стеклышками пенсне, сделал шаг вперед и неуловимым жестом вложил в докторский карман сложенную вдвое кредитку.

— Спасибо, милейший, что подлатали моего кучера. Привычка, знаете, не люблю ничего менять, а он у меня еще с той войны…

— Понимаю, понимаю… — Врач поклонился. — Но теперь беспокоиться не о чем. Наш больной уже пошел на поправку, неделька-другая покоя, и все будет в порядке. Только вы уж не пускайте лошадей вскачь…

— А почему я должен их гнать? — удивился Лечицкий.

— Ну как же… — дружески улыбнулся врач. — Вам, я слышал, новые власти отцовскую усадьбу возвратили, не так ли?

— Да, тут неподалеку, — подтвердил Лечицкий и, сняв пенсне, протер уголки глаз. — Только это не отцовская, а дедушкина усадьба. Вы знаете, я там совсем маленьким жил…

— Ну, вот и будете торопиться…

— Нет, нет, не извольте беспокоиться, — пенсне возвратилось на переносицу и снова хищно сверкнуло. — Я столько ждал, что теперь спешить не буду просто из принципа.

Лечицкий церемонно приподнял свое «борсалино», попрощался с доктором, проверил, как санитары устроили Малевича, и, взобравшись на сиденье, тронул упряжку. Выехав из больничного сада, он свернул на обсаженный деревьями тракт и, когда отдохнувшие кони сами пошли рысью, отпустил вожжи.

Теперь молча лежавший на спине Малевич видел, как медленно проплывают нависающие над головой ветки деревьев, как покачивается в такт дорожным ухабам спина в брезентовом пыльнике, и неожиданно для себя самого окликнул:

— Господин полковник…

Лечицкий слегка придержал коней и обернулся.

— А-а-а, оклемался, унтер? Как себя чувствуешь?

— Нормально…

— Вот и чудненько! — Лечицкий снял пенсне и хитро прищурился. — Ну, говори, гусь лапчатый, боишься, да?

— Нет, не боюсь… — Малевич сердито поджал губы.

— И правильно, унтер! — веселая дурашливость Лечицкого сразу пропала. — Нечего нам с тобой, унтер, больше делить. А что было, так то быльем поросло… Или, может, ты иначе считаешь?

— Не знаю…

— И то верно! Откуда тебе знать? Да и зачем знать?

Лечицкий подстегнул лошадей. В разговоре возникла пауза, и только выждав какое-то время, Малевич спросил:

— А вы… Как же?

— Я? Я, брат, в родной дом еду… Вот так-то!

— Выслужились, значит, у немцев? — сморщившись, Малевич попробовал повернуться на здоровый бок.

— Не совсем так… — Лечицкий встряхнул вожжами. — Я ведь не сразу эмигрантом стал. В «спецах» у вас тоже послужить пришлось. Ну а уж потом, когда разглядел, какой «пролетарский рай» вы строить собрались, за границу махнул. Не на Соловки ж ехать…

— Во-во… И я о том! Немцы, они усадьбы даром не раздают… И я ж слышал, вас унтер герром бароном назвал.