Майнеры

Он постоял минуту, может, две – ни единого шороха. Никто не окликнул его, на него не кинулись собаки, летучие мыши или привидения. Если бы не равномерная капель, тишину можно было назвать идеальной.

Тогда он включил фонарь. Широкий луч света выхватил длинную полукруглую галерею с темными арками-комнатами по бокам – плавно изгибаясь, она уходила от него в обе стороны. Высокий, почти трехметровый потолок кверху также закруглялся. Кромешная тьма, ни отблеска, ни намека на свет. И тишина. Давно, а может быть никогда, он не слышал такой всеобъемлющей, идеальной тишины. Не той, что бывает в звукоизолирующих комнатах студий, где она давящая, плотная, густая. Здесь тишина казалась свободной, разреженной, чистой.

Ларин принюхался. Ему показалось, но нет… ничем не пахло – бетонные стены, черные кабели вдоль них, источников света нет, ни единой лампочки.

Он посветил на пол. Чистый, без окурков, шприцев, презервативов и вообще любых следов человеческого пребывания – ровный гладкий бетон светлого оттенка. Справа у стены он заметил сломанный деревянный ящик. Подошел поближе. Рядом валялась рабочая перчатка неопределенного возраста, обгоревший клочок газеты.

Ларин нагнулся, поднял обрывок. Пожелтевшая, обгоревшая с одной стороны вырезка: «Отряд проходчиков… нов… КПСС… метро, слово предоставл… Бригадир Жуховец… перевыпол…», ниже наполовину истлевшее лицо молодого улыбающегося человека с отбойным молотком в руках.

Он перевел луч на стену, там большими черными цифрами было выведено «1962». Бомбоубежище? Не похоже. И не производственное помещение, которое всегда угадывалось по оставленному оборудованию, электрощитам, пусть даже снятым, скобам, кронштейнам, трубам, вытяжкам – все это отсутствовало.

«Метро? Но рядом нет никаких станций метро», – подумал он. Кажется, хотели построить, но почему-то даже обсуждать такую возможность не стали, хотя топографически, по всем правилам городского проектирования, станция напрашивалась сама собой.

– Эй, – сказал Ларин в темноту. – Есть кто?

Никто не ответил.

Школа очень старая, подумал он. Может быть, это школьное подвальное помещение, до которого не смогли дотянуться.

Любопытство разбирало его. Он взял фонарь в правую руку и пошел вдоль бетонной стены с арками-нишами, внутри которых располагались комнаты, каждая метров по тридцать, похожие на склады, или… казармы… или… тюремные камеры… Тут он увидел толстые решетки. Все до единой были открыты вовнутрь и прислонены к стенам, с ручек некоторых из них свисали ржавые переплетенные цепи.

Как говорила, кажется, Алла Демидовна, учитель истории, до революции в здании школы было отделение тайной полиции, царской охранки, и вроде бы должны быть подвалы, которые стоило изучить. Трудовик Александр Иванович устроил ей экскурсию, но она, по ее словам, «наглоталась пауков до конца жизни» и «больше ноги моей там не будет, сами изучайте, если хотите».

За такую зарплату лазить по подвалам желающих не нашлось.

«Откуда тут советская газета, вернее ее обрывок», – подумал он и пошел дальше. Никаких признаков заключенных или того, что они тут когда-то были, Ларин не заметил. Пройдя метров сто по галерее, он наткнулся на перила и лестницу, спускавшуюся еще ниже, ее конец утыкался в дверь. Ларин осторожно спустился, прислушался. Тишина. Медленно нажал на ручку, дверь оказалась заперта. Как ни старался он надавить плечом, дверь не поддавалась, а выламывать ее он не решился. Не в этот раз.

С другого конца галерея имела похожее расположение, оканчивающееся лестницей вниз и закрытой дверью. Что бы там ни находилось за дверьми, абсолютно точно уже лет тридцать, а то и сорок здесь не ступала нога человека, а это значит… Догадка шевельнулась в голове.

Толстые кабели на стенах. Слишком толстые – как силовые электрические провода, такими питают что-то очень мощное; в метро, когда состав сбавляет скорость перед выездом на станцию, по стенам тянутся очень похожие.

Как измерить напряжение внутри них? Таджиков не пригласишь, исключено. Взять и перерезать кабель – исключено.

Ларин ухмыльнулся темноте, потом расхохотался, сотрясаясь всем телом. Его смех разнесся по пустой галерее. Ему вдруг показалось, что он смеется не один, как будто кто-то стоит в другом конце темного зала и смеется ему в ответ – раскатисто и зловеще.

Глава 28

Они вышли из магазина. Денис не сводил с нее глаз, она же, чувствуя его повышенное внимание, наслаждалась каждым мгновением пока нового и неизведанного для нее ощущения власти и, сама того не желая, пользовалась им, не из корысти, как можно было подумать, а по женскому наитию, которое ведет самое себя, стоит ему осознать свою сущность.

Черт, она могла поклясться, что любит его. И никакой Успенский ей не указ, разве на короткое время, пока она не расскажет все Денису, но для этого нужен подходящий случай. Саша не спешила.

Они прошли будку Джа, тот высунулся из окошка, с любопытством глядя на пару. Денис держал Сашу за руку, в другой руке позвякивал пакет, там было шампанское, конфеты и бутылка коньяка.