На плечо опустилась тяжелая рука. Поглощенный процессом, он даже не заметил этого. Когда-то в детстве он самостоятельно начал заниматься развитием эйдетической памяти – все окружающие предметы, вообще всё вокруг, имело для него совершенно иную окраску, запах, цвет и вкус, нежели для большинства людей. Так он и запоминал, по цветам, запахам, оттенкам вкуса, настроения – выстраивал целые города из несуществующих вещей, которые нужно было запомнить. И ему ничего не стоило, когда это понадобится, вновь пройти по улице, называя предметы на ее обочинах, карнизах, балконах, домах и многом другом, что встречалось на пути. Все имело свой тайный смысл.
Много позже он узнал, что своей феноменальной памятью он обязан не этим продолжительным занятиям (хотя они, несомненно, помогли), а особой форме аутизма, редко диагностируемой и почти незаметной для окружающих. Ну, что значит незаметной… всю жизнь, с младших классов, его называли странным. Особенно когда он выходил к доске и декламировал целиком «Евгения Онегина», прочитав его в ночь перед школой, чем вызывал недоумение и даже страх учительницы литературы. Тщетно она пыталась разгадать его тайну, выискивая шпаргалки, проверяя руки, ноги, высматривая, кто из одноклассников мог быть соучастником «преступления». Поняв, что тайну разгадать не удастся, она предпочла его вообще больше не вызывать к доске, чтобы лишний раз не будоражить класс. Феноменальная память помогла ему закончить с отличием МФТИ[9] и устроиться в энергетику. Где он и остался, пугая окружающих, незаменимый и странный, как любимый публикой и одновременно пугающий уродец в цирке.
– Вам плохо, молодой человек? – услышал он строгий голос над плечом.
Терентьев дернулся, будто остаточное электричество от удара молнии стекло на землю, покинув тело. Поднял мутный взгляд на говорящего. Это был охранник в форме капитана. Вооруженный и подозрительный.
– Уснул, – буркнул Терентьев. – Извините. Пишу диссертацию, очень устаю.
– Диссертацию? – Военный прищурился, разглядывая папку на столе. – А какой вуз?
– МФТИ, – соврал Терентьев. Наверняка капитан слышал про этот вуз, что он крупный и известный. – Военная кафедра, – вставил он, предрекая вопрос, как он тут вообще очутился.
– А-а, – протянул капитан. – Тогда ясно.
Терентьев не стал уточнять, что ему ясно. Он взял папку, но военный остановил его.
– Я сам поставлю на место, – сказал он. – Вы можете идти. Ваше время истекло.
Каждому посетителю давалось строго определенное количество часов и минут, эта цифра проставлялась в пропуске, и на выходе отмечался остаток. Не успеешь найти материал, притом что картотека была ужасной, – твои проблемы. Военные не слишком горели желанием выдавать тайны.
– Пятый ряд, ячейка сто сорок один, год хранения тысяча девятьсот шестьдесят два.
Капитан ухмыльнулся.
– Удалось найти, что искали?
Арсений покачал головой, словно проверяя, на месте ли все то, что он только что туда закачал.
– Определенно.
– Что ж. Это немногим удается. Желаю удачи.
Арсений развернулся и направился к выходу. Там, слева от железной кованой двери, висел плакат: «Мобильным устройствам не доверяй, враг все услышит, в эфир не болтай» и внизу приписка: «Запрещено выносить материалы архива, разглашать военную тайну, использовать любые технические средства для копирования и воспроизводства архивных сведений».
Дверь перед ним открылась, и подтянутый человек в военной форме показал рукой на рамку: «Прошу сюда. Если у вас есть какие-либо предметы в карманах, выгрузите их содержимое перед рамкой».
Терентьев развел руками.
Когда он вышел на улицу, уже вечерело. Голова гудела. Он медленно пошел по тротуару, наслаждаясь майским вечером. Легкий ветерок теребил его челку и приятно охлаждал лоб. Он свернул с невзрачной улицы, где находился архив, на более оживленную, оттуда попал на проспект. Ноги сами несли его – вдоль витрин с изогнутыми манекенами, мимо рекламных плакатов и тумб, в потоке спешащих людей.
Каким-то образом он очутился на площади Воровского, увидел вывеску «Старбакс» и машинально шагнул внутрь. Очень хотелось кофе. Черного кофе с молоком, капучино или американо – не важно, сладкого, с двойным сахаром. Он понял, что едва держится на ногах и мозг сам привел его сюда, за спасительной дозой кофеина и сахарозы.
Миловидная девушка в зеленом переднике за стойкой взглянула на него и нахмурилась, но он даже не отреагировал. Вероятно, его внешний вид вызывал вопросы.
– Кофе, капучино есть?
– Конечно, что-нибудь еще? Десерт?
– Двойной сахар. Даже четверной, если можно.
– Нет проблем. Четверной. Это все?
– Да.
Он расплатился, получил свой кофе и пристроился возле окна. Вечером заведение было забито молодежью, клерками различного уровня, бизнесменами – все выглядели прилично, но каким-то внутренним чутьем ему казалось, будто что-то не так. Кто-то смотрел на него. Не та девушка за стойкой, он незаметно наблюдал за ней, потому что она была хорошенькой. Или воспаленный мозг требовал отдыха таким образом…