Майнеры

Ларин водил фонариком по стенам и не мог понять, что это такое. Что было в тысяча девятьсот шестьдесят втором, к чему все эти записи, не отличающиеся особым оптимизмом? Напоминает подготовку к эвакуации. Может быть… Когда был Карибский кризис? Он попытался вспомнить, но не смог. Примерно тогда и был.

Крысы серым живым веером разбегались перед ним, мельтеша красноватыми глазками, оглядываясь и злобно поскуливая: им было совершенно непонятно, кто мог набраться такой наглости, чтобы потревожить их бесконечный покой.

«Если так, то более-менее все понятно, – подумал Ларин. – Здания и Москву готовили к ядерному удару, тотально строили отходные пути, подземные тоннели, для быстроты передвижения их оснащали рельсовыми путями, но делали не полноценную колею метро – это слишком долго и дорого, а как в шахтах – узкоколейку, ее можно проложить в кратчайшие сроки. Когда угроза миновала, тоннели заморозили, перекрыли, залили выходы бетоном: содержать их стало дорого, да и никому не нужно, а с перестройкой и вовсе забыли. Наверняка на большую часть подобных подземелий не осталось никакой документации, никто не знает, где и что реально существует. И если карта секретного метро относительно известна и правдоподобна, то локальные убежища, если он прав в своих догадках, начисто вычеркнуты из списка инженерных сооружений столицы. На них часто натыкаются во время строительства дорогих жилых кварталов, когда выкупают старые здания и роют вглубь для закладки мощного фундамента, способного выдержать небоскребы, а еще многоэтажных подземных гаражей, которые уходят вглубь на многие десятки метров.

Тем лучше для него. Если это окажется правдой, ему крупно повезло. При условии, что удастся найти выход из тоннеля.

Хлебнув остатки «хайнекена», он, насколько это позволял неровный пол с ржавыми рельсами, зашагал вдоль узкоколейки, напрягая зрение и слух. Фонарь то и дело выхватывал на стенах надписи, оставленные черной смолой. Выглядели они очень старыми, в бахроме белесой колышущейся паутины.

Пройдя с километр, он вдруг остановился. Его прошиб холодный пот: как он вспомнит, откуда пришел, – свою дверь? Он не догадался пометить ту, что вела в его галерею.

Через полчаса ходьбы стало понятно, что тоннель и не думает заканчиваться. Тьма впереди, тьма позади – и крысы. Никаких признаков тупика, ни единого луча света. Тоннель мог быть закольцован, и Ларин всю жизнь ходил бы по кругу, освещая фонарем бесконечные серые стены.

– Черт! – ругнулся он, вытирая пот со лба. Во рту пересохло, спертый воздух с шумом входил и выходил из легких. Окруженный мощными стенами, зажатый в бетонной тюрьме, он почувствовал приближение приступа клаустрофобии, хотя никогда раньше не страдал ею, а только читал в Интернете.

Волна паники приближалась откуда-то сзади, вместе с копошащимся ковром серых проворных зверьков, чью лоснящуюся шерстку то тут, то там выхватывал мощный луч светодиодного фонаря. Он чувствовал касания цепких коготков на своих кроссовках, некоторые крысы пытались взобраться на штанины его джинсов. Ларин машинально, с отвращением топал ногой, зверье слетало на бетонный пол со злобным визгом.

«Откуда их тут так много? – подумал он. – И почему все самое мерзкое в жизни обязательно случается в самый трудный момент?»

Под ногами захрустело сильнее обычного, впереди что-то темнело, большая темная масса преграждала путь. Он осторожно прошел дальше, потом опустился на корточки – гладкий бетон покрывала сухая земля вперемешку с высохшими листьями, кореньями, веточками. Проход дальше был полностью завален, а сверху, на высоте двух с половиной метров, что-то торчало из разбитого, покрытого опасными зияющими трещинами потолка.

Ларин вдохнул полной грудью. Воздух здесь на удивление казался чище, свежее, однако к нему добавился странный, едва ощутимый привкус.

Пиво попросилось наружу. Недолго думая, он пристроился возле стенки тоннеля, поглядывая искоса на кучу земли, загородившую проход. Ларину постоянно казалось, что кто-то следит за ним и, как только он потеряет бдительность, расслабится, например, опорожняя мочевой пузырь, схватит его за горло или же вонзит нож (или когти) в спину.

Горячая струйка залила светлый бетон. Разделившись надвое у пола, шипя и пенясь, она стекала ему под ноги, и Ларин следил за ней, пытаясь расслабиться. Получалось плохо. Отодвинув ногу, чтобы не залить кроссовку, он уже приготовился застегивать ширинку, когда увидел на том месте, где только что была ступня, в темной лужице блестящий предмет. Маленький блестящий предмет. Если бы в руках его был не мощный фонарь, а, например, зажигалка, то вряд ли бы он что-то заметил.

Ларин нагнулся, поднеся рефлектор фонаря к самой луже. Там, среди мелких камешков и крысиных экскрементов, лежало красивое кольцо, золотое, со вставками из белого золота и прозрачным, чистым как слеза ребенка камнем, вероятно бриллиантом, в этом Ларин совершенно не разбирался. Но то, что перед ним именно драгоценность, а не подделка с площади трех вокзалов, сомнений не возникло, слишком уж филигранной выглядела работа ювелира.