А в большом белом доме в Кэсткилле, где Майк иногда останавливается, восьмидесятитрехлетняя Камилла отводит глаза от телевизионного экрана и гладит его круглую голову, которая лежит у нее на коленях: «Ну чистый котенок, – говорит она, – он очень любит, когда я его жалею и ласкаю. Ему так нужна забота. Как же я за него волнуюсь! Я переживаю, когда он водит компанию с этими людьми, у которых на уме одни только развлечения. Я очень боюсь, что он рассердится, я знаю, что это такое. На ринге-то он дисциплинированный, но не в жизни. Кас умер слишком рано, не успел научить его. Он все такой же непоседа, не любит задерживаться на одном месте. Он будет с одной девушкой, но тут же при ней станет названивать другой. Но что вы хотите, он все еще ребенок…»
Она берет со стола открытку с надписью: «Той, кого люблю и кого хотел бы называть мамой. С праздником! Люблю тебя. Майк, твой черный сын».
Камилла откладывает открытку, невидимая голова, которую гладили ее руки, исчезает. В доме тихо, завтра будет сильный снегопад…
Майк Тайсон ломает всех подряд. Но ведь когда-нибудь кто-ни будь сломает его самого.
– Это будет нелегко, Тайсон куда более опытен и искушен, чем хочет казаться, – говорит Этлас, – есть очень талантливые боксеры, но ни один из них не рискует на тактические шаги, которыми славится Майк. Привести пример? Пожалуйста! Гонг, и после него Майк наносит удар – однажды он получит ответный удар, тоже после гонга. Он бьет локтем, но однажды и его в ответ приложат тем же местом или головой, стулом. Появится бок сер, при виде которого Тайсон подумает: «О Господи, этот парень способен на такие штуки, о которых я даже не предполагал!» И если этот боксер будет думать не о том, как ему выжить в бою с Майком, а как победить его, тогда Майку конец. Кто-то попробует выиграть у него. Появится ли такой боксер среди тяжеловесов? Возможно, но сейчас, летом 1988 года, Майк такого не знает. Может быть, это Майкл Спинкс или Эвандер Холифилд?
– Семьдесят процентов его успеха обусловлено тактикой запугивания, – говорит Холифилд. – В большинстве случаев он побеждает своих соперников еще до встречи на ринге. Мне довелось увидеться с ним в Нью-Йорке. Когда нас знакомили, он так сжал мой бицепс, словно хотел его расплющить. Он смотрел мне в глаза, не мигая, и куда бы я ни шел в тот день, везде натыкался на его холодный взгляд. Это страх.
– Майк вгоняет всех своих противников в состояние патологического ужаса, – говорит Лотт, – но он и сам боится их до смерти.
Невероятный страх, но страх тщательно контролируемый, пре вращается в могучую силу, которая как монолитный металлический шар распирает грудь боксера. Лишь тень сомнения – и этот холодный металл начинает плавиться, протекает через грудную клетку, испепеляет.
– Труднее всего поддерживать его эмоциональный настрой, – как-то сказал Этлас. – Ужасно тяжело ввести человека в такое со стояние без риска последствий…
Боксеры, выступавшие против одержимых, агрессивных соперников, редко становились чемпионами, но если им это и удавалось, почти ни один из них не ушел в лучший мир носителем титула. Джек Дэмпси всего пять раз отстаивал свое звание, прежде чем по терял его. Джо Фрэзер выдержал девять боев, защищая свою корону. Исключение, пожалуй, составляет Рокки Марчиано. Шесть раз он отстаивал титул, не проиграл ни одного боя и, хоть ушел с ринга непобежденным, решил в один прекрасный момент бросить это ремесло: одни говорили, из-за того, что не нашлось достойных соперников, другие – что устал, потому и «завязал».
«Эти бои требуют такого напряжения нервных и физических сил, что лишь единицы способны выдержать эту нечеловеческую нагрузку, – писал представитель американской федерации профессионального бокса Ларри Метчент. – Для этого необходимо в каждое мгновение боя выкладываться до конца, без остатка. Обычно боксеры, которые на такое способны, выдерживают максимум пять боев и умирают молодыми».
Майк просыпается среди ночи в холодном поту. Я проиграл! Эти кошмары мучают его постоянно – я проиграл, проиграл! Он сбрасывает одеяло, прыжком встает на ноги, опускает голову и рассекает темноту апперкотами и хуками.
Скоро бой. Ну скорее, пусть он будет скорее, пожалуйста. Внутренний крик рвется наружу, пожалуйста, скорее. Он падает на пол и начинает отжиматься. Снова валится на постель и включает телевизор: когда в темноте не слышен человеческий голос, он не может заснуть.
Проходит час. В четыре утра он просыпается без будильника. Надевает кроссовки, выходит из дома. Темно и холодно. Вернее и правильнее – темнее, холоднее и раньше. Когда на пробежку вый дет его соперник, будет светлее, теплее и позже. Еще одна жертва зверю?
Скорее бы, пожалуйста, поскорее. Уже почти утро. Он забегает в лавку, покупает хлеб, горячий, только что испеченный, и на ходу съедает его. За крошками прилетают голуби. Он хватает одного и с размаху забрасывает его в небо.
Продолжатель традиций