Магнус Ридольф пожал плечами: «Консервная фабрика функционирует по-прежнему – под новым руководством. Пользуясь предоставленными мне полномочиями, я принял соответствующие меры. Ваша доля прибылей не пострадает».
Карамор, намеревавшийся сделать шаг, забыл поставить ногу на пол: «Даже так? И кто стал моим новым партнером? Нэйл?»
«Ни в коем случае! – возразил Ридольф. – Ему нечего предложить вашему предприятию».
«Кто же?» – взревел Карамор.
«Это же очевидно! Упомянутая мной колония разумных сардин».
«Как вы сказали?!»
«Вы не ослышались, – кивнул Ридольф. – Вы заключили коммерческий договор с косяком сардин и сформировали с их участием совместное предприятие, компанию „Сардины и Карамор“».
«Черт знает что! – прохрипел Карамор. – Черт знает что!»
«Преимущества такого бизнеса очевидны, – продолжал Ридольф, – он выгоден всем заинтересованным сторонам. Вы можете быть уверены в эффективном руководстве предприятием, и поставки высококачественного сырья гарантируются. А сардинам будут предоставляться любые желательные, с их точки зрения, материалы и устройства, полезные цивилизованному сообществу».
Несколько минут Карамор молчал, после чего, прищурившись, взглянул на Ридольфа, сохранявшего безмятежное спокойствие: «Во всей этой махинации не обошлось без Магнуса Ридольфа. Для нее характерны полная беспринципность, расчетливое нарушение общепринятых традиций…»
«Ай-ай-ай! – покачал головой Ридольф. – Зачем же так выражаться! Вы преувеличиваете!»
Карамор фыркнул: «Вы отрицаете, что вся эта программа – ваших рук дело?»
«Как вам сказать? – Магнус Ридольф осторожно выбрал слова. – Не могу не признаться, что я указал сардинам на преимущества такого сотрудничества».
Подонок Мак-Инч
Из «Миссии всеобщей культуры» сообщили только одно: «Его зовут Мак-Инч, он – убийца. Это все, что нам известно».
Магнус Ридольф отказался бы от поручения, если бы на его кредитном счету был удовлетворительный баланс. Крах рекламного предприятия, однако – проекта создания надписей светящимся газом в межпланетном пространстве – оставил белобородого философа практически на мели.
Первое впечатление от планеты Склеротто лишь усугубило его отвращение к полученному заданию. Смешанный свет двух солнц, красного и голубого, воспринимался им как режущий глаз диссонанс. Берега ленивого океана, заваленные сумасшедшей неразберихой расслоившихся скал, не обещали никакой возможности приморского отдыха, а в Склеротто-Сити, безотрадном лабиринте жалких лачуг и хибарок, не предлагались какие-либо достойные внимания развлечения. Наконец, принимавший Ридольфа старший капеллан местного отделения «Миссии всеобщей культуры», Клеммер Бёк, приветствовал его с прохладцей – по сути дела, присутствие детектива, по-видимому, вызывало у капеллана негодование, как если бы он считал, что Ридольф самовольно вмешивался не в свое дело.
Они подъехали на старом автомобиле к зданию миссии, ютившемуся высоко над городом, на отроге скального обнажения. После поездки по пыльной, слепящей глаза дороге, внутреннее помещение оказалось отрадно тенистым и прохладным.
Магнус Ридольф вынул из кармана аккуратно сложенный носовой платок и похлопал им по лбу, по выдающемуся носу, по аккуратной белой бородке. В ответ на вопросительный взгляд капеллана он сказал: «Боюсь, меня беспокоит местное освещение, голубое и красное. Каждая палка, каждый камень отбрасывают три разные тени».
«Я к этому привык, – безразлично отозвался Клеммер Бёк, коротышка с заметно выступавшим под блузой округлым брюшком, розовой, словно глазурованной физиономией, напоминавшей поделки из дешевого фарфора, круглыми голубыми глазами и шишковатым коротким носом. – Я почти забыл, как выглядит Земля».
Ридольф положил платок в карман: «В туристическом путеводителе одновременное воздействие двух солнц описывается как „стимулирующее и экзотическое“. Надо полагать, я недостаточно восприимчив».