Роман вспомнил последний разговор с отцом и едва не поморщился. Но ведь саму новость он и правда воспринял относительно нормально. Вон даже ужин приготовил к их приходу.
– Маша, отец не станет вмешиваться в нашу жизнь. Тебе не нужно с ним вообще пересекаться, если ты этого не хочешь. Мы с ним мало общаемся и…
– Мне стыдно, понимаешь? – Роман перевел взгляд с их рук на Машу. Она выглядела расстроенной. – Как будто я действительно пыталась тебя…
– Не думай об этом, – перебил он. – Потому что я так не думаю.
– Правда? – с надеждой спросила Маша, и Роман очень серьезно кивнул. – Мне еще перед тобой очень стыдно, – шепотом призналась она. – И… я вообще хочу, чтобы этого всего не было.
– Да я бы тоже не отказался, – нервно рассмеялся Роман. – Но оно уже было. Просто давай мы не будем из-за этого ссориться?
Он хотел сказать это ровным тоном, но вышло жалобно.
Маша вздохнула и вытащила свою руку из-под его. Роман понял намек и собрался было отодвинуться, но Маша провела указательным пальцем по его мизинцу, по граням на его кольце.
– Откуда оно у тебя?
– Кольцо? – удивился Роман. – Купил просто.
– А гравировка на нем есть?
Роман почувствовал, что краснеет. Он купил это кольцо, когда ему было пятнадцать и они поссорились с Волковым. И да, гравировка там была. Но показывать изречение Соломона о том, что все проходит, пройдет и это, было сейчас почему-то очень стыдно. Хотя у них вроде как не было секретов. Вернее, Маша так думала. Роман стащил кольцо с пальца и положил на парту перед Машей.
– This too shall pass, – прочитала Маша и усмехнулась. – И что? Проходит?
Роман подумал о том, что с Волковым они так оба до сих пор и не успокоились, и покачал головой.
– Наверное, Соломон жил в каком-то более понятном мире, – пробормотал он.
Маша взяла его за руку и надела кольцо обратно на мизинец. Случись все иначе, она могла бы вскоре надеть на его руку обручальное кольцо. Эта мысль почему-то отозвалась холодком в желудке.
На практику они привычно поехали втроем на машине Романа. Маша сидела на переднем сиденье, но Роман все равно загонялся тем, что так и не мог понять, простила она его по-настоящему или только сделала вид. Волков задумчиво смотрел в окно, и Роман понятия не имел, как сообщить им обоим о том, что вечером он едет к Ляльке, потому что обещал с ней поговорить. Ведь тогда придется рассказать Маше о поцелуе, а Волкову – о Лялькином вопросе про Андрея, тем самым признавшись, что они общаются. А ведь Волков ясно дал понять, что Роману в его доме больше делать нечего и нужно вообще держаться от Ляльки подальше. А как тут держаться, когда у ребенка любовь? О Ляльке Роман думал в последнюю очередь, потому что, если уж быть до конца откровенным, ехать к ней он побаивался, поскольку, как выяснилось, та выросла очень изобретательным ребенком.
То, что в офисе Волкова накрыло приступом аллергии, Роман понял, кажется, еще раньше самого Димки. Почему-то он очень хорошо запомнил тот самый первый раз еще в Англии, когда тетя Аня вызывала Димке экстренную помощь. Роман испугался тогда до одури. Вот и сейчас, когда Волков вдруг стал странно покашливать, при этом упорно игнорируя симптомы со словами: «Все это фигня, само пройдет», Романа накрыло паникой.
Суетящаяся Яна, испуганная Маша, собранный Сергей, оказавшийся единственным человеком, знавшим, что нужно делать, – все это слилось в сознании в какую-то бесконечную картинку, из которой очень хотелось вырваться на свежий воздух, снять чертов галстук и наконец вдохнуть полной грудью. Лишь бы не слышать сиплого дыхания Волкова и не умирать от страха и от стыда, потому что в мозгах что-то переклинило, а в голову полезли подленькие, недостойные мысли, самой яркой из которых была: «Случись подобное с ним, стала бы Маша волноваться так же, как сейчас за Волкова?»
От облегчения, которое испытал Роман, поняв, что не придется никому объяснять причину своей поездки к Волковым, тоже было немного стыдно. Маша проводила их до машины, наскоро чмокнула Романа в щеку, а успевшего сесть в машину Димку – в макушку. Волков что-то сказал ей, и Маша шлепнула его по плечу, а потом, выпрямившись, посмотрела на Романа и прошептала:
– Позвони потом.
Про то, что едет в том числе и к Ляльке, Роман Маше так и не сказал.
Сергей вел машину плавно и осторожно, периодически бросая взгляды в зеркало заднего вида. И хоть он всем своим видом показывал, что все под контролем, дурное волнение никак не отпускало Романа. Димка выглядел гораздо лучше и дышал уже без этого жуткого сипа, но краснота с его лица так и не сошла. А еще он был непривычно тихим. И в этом не было демонстративного игнорирования, которое порой включал Волков, когда начинал молчать рядом с Романом так, что тот буквально врезался в это молчание, как в бетонную стену. Сейчас Димка молчал так, будто его тут не было, и Романа это пугало гораздо сильнее, чем красные аллергические пятна, которые никак не желали проходить до конца.
Роман ерзал на сиденье, не зная, куда деть ноги и руки, пока Волков наконец не повернулся к нему и не спросил:
– Чего суетишься?