Магниты

Повинуясь рукам Сергея, она встала с пола и позволила вывести себя в коридор. Там их ждал Ромка. Все такой же напряженный и испуганный.

– Все будет хорошо, – Ромкин голос звучал уверенно, но Лялька уже знала цену его словам.

Так же уверенно три года назад он говорил сначала о том, что скоро все наладится и всем им станет легче, потом говорил, что он всегда будет рядом и всегда ее во всем поддержит, потом – что наличие Рябининой не изменит его отношения. Но за три года ничего так и не наладилось и легче совсем не стало. Он, перебравшись в Москву, стал еще дальше, чем был, когда учился в Лондоне. А Рябинина и вовсе его забрала.

«Ты мне все время врешь или сам веришь во всю эту чушь?» – хотела спросить Лялька, но голос вновь не послушался. И это ее впервые испугало. Почти так же сильно, как пятна на лице у Димки.

Лялька бросила взгляд на Сергея, будто всерьез ожидала от него помощи. Только как он поможет? Психологиня говорила, что это у нее от головы.

Лялька попятилась по коридору к своей комнате. Она не хотела быть одна, она хотела помощи, но никто из них не мог ей помочь. Никто из них даже не понимал, что случилось.

– Ляль, – Ромка поймал ее за плечи. – Всё хорошо будет. Димка поправится и научится наконец смотреть на то, что тащит в рот.

Впервые в жизни уверенный Ромкин тон ее совсем не успокаивал. Наверное, что-то в Ромке сломалось. Или в ней. Или в них обоих.

– Ш-ш-ш, не плачь, – Ромкин лоб разрезали горизонтальные линии.

Лялька смотрела на него такого, и реветь хотелось еще больше. Кажется, она его почти совсем потеряла, а если еще потеряет Димку… Было страшно до крика, но кричать не получалось. Звуки вообще будто пропали.

Ромка притянул ее к себе и крепко обнял. Лялька уткнулась носом ему в шею. Стало почти хорошо, почти правильно. Только все равно страшно за Димку.

Она хотела, чтобы ей пообещали, что с ним все будет хорошо.

– Все будет хорошо, Ляль! Правда, – произнес Ромка, погладив ее по волосам. Как будто прочитал ее мысли. Вот только Лялька почему-то опять не поверила.

Тамара Михайловна позвала их ужинать, и Ромка выпустил ее из объятий. В эту минуту Лялька почти ненавидела их домработницу. Она бы даже, наверное, сообщила ей об этом, вот только заговорить вновь не получилось.

– Идем? – Ромка улыбнулся и сжал ее пальцы. Лялька отстраненно подумала, что он ведет себя с ней совсем как до Рябининой. Но тут же пришла мысль, что это не потому, что он так хочет, а потому, что просто боится за нее, боится ее молчания. Вот только разница была в том, что сейчас Лялька и сама боялась своего молчания. Будто в этот раз оно ей управляло, а не наоборот.

У Димкиной комнаты Лялька потянула Ромку к двери. Ей нужно было увидеть брата. Тот по-прежнему спал. Дышал ровно, и краснота, кажется, стала немного меньше. Но у Ляльки от страха сдавило горло и, видимо, снова потекли слезы, потому что Ромка опять протянул: «Ш-ш-ш» – и вывел ее из комнаты.

Ели они в молчании. Сергей то и дело хватался за стакан с соком, но так ни разу и не отпил, Ромка сидел напротив Ляльки и бросал на нее встревоженные взгляды, а Лялька с усилием проталкивала запеченные овощи в горло и думала о том, что Ромка сейчас уедет и она останется один на один со своими страхами. Наверное, будь здесь только Сергей, Лялька цеплялась бы за него. Но между Ромкой и Сергеем выбор был очевиден.

– Пойду капельницу поставлю, – наконец произнес так толком и не поевший Сергей и встал из-за стола.

– Помощь нужна? – Ромка тут же вскочил со своего места.

– С Леной побудь.

Сергей вышел из кухни, и Ромка медленно сел на стул.

– Ляль, не молчи, пожалуйста, – негромко попросил он. – Хочешь, погуляем? Поговорим о чем-нибудь. Про ВДНХ расскажешь. Про парня этого своего.

«Он не мой. Я все наврала», – хотела сказать Лялька, но снова не смогла.

Встав из-за стола, она приблизилась к подоконнику, на котором лежали блокнот и ручка. Тамара Михайловна почему-то всегда составляла списки покупок в блокноте, игнорируя телефон.

«1. Цв. кап. 2. Перч., 2 уп. 3. Морк!!!» – было написано на первом листе. Лялька вырвала последний листок из блокнота и написала в верхнем левом углу: «Я не могу говорить».

Заглянувший ей через плечо Ромка шумно выдохнул:

– Почему?

«Не знаю».

«Страшно».

Ромка ничего не сказал, и Лялька повернулась к нему, боясь увидеть в его глазах недоверие. По сути, у него ведь не было никаких причин ей верить. Она ведь столько лет молчала, чтобы они побегали вокруг нее, чтобы он звонил по несколько раз в день, чтобы писал каждый час.

Ромка вглядывался в ее лицо так внимательно, что она прикрыла глаза. Страшно было не только от того, что она не могла произнести ни звука. Страшно было от того, что она стояла перед ним в ярком освещении кухни вот такая: ненакрашенная, испуганная, зареванная, уступавшая Рябининой по всем фронтам, а он смотрел на нее так внимательно, что наверняка видел всю ее никчемность и внутреннюю пустоту.

– Ляль, – прошептал Ромка, – давай мы созвонимся с твоим психологом?

Лялька помотала головой.

– Пожалуйста, – добавил он и осторожно сжал ее плечи.