Магниты

Когда первый прилив стыда схлынул и голова наконец включилась, Лялька поняла, что поторопилась. Не нужно было действовать вот так в лоб, когда он и без того напрягся после разговора с Рябининой. Нужно было вести себя хитрее. Но стоило вспомнить его взгляд после поцелуя и то, какой неестественной была его улыбка, как здравый смысл выключился, вернулись стыд и обида.

Ромка был константой ее мира, Ромка был тем, кто всегда мог исправить даже самый паршивый день, неделю, год. Как жить с мыслью о том, что она все испортила, Лялька не представляла.

В дверь ее комнаты постучали. Лялька вздрогнула и покрепче обняла подушку в виде черного сердца, которую прижимала к себе.

– Нельзя! – крикнула она.

Однако стук повторился, и одновременно с ним на ее телефон пришло сообщение от Ромки: «Я на 5 сек».

«Я не хочу ни с кем говорить», – написала Лялька в ответ.

«Говорить не придется».

«Ляль, 5 секунд. Правда».

«Входи. Только свет не включай».

Дверь бесшумно отворилась, и Ромкин силуэт возник в потоке света.

– Ты где? – осторожно спросил он, не заметив ее на подоконнике.

– У окна. Говори, что хотел.

Ромка вошел в комнату, однако дверь закрывать не стал.

Лялька про себя усмехнулась.

– Дверь оставил открытой, чтобы сбежать, если я на тебя наброшусь? – зло спросила она.

Хотя злости в ней не было. Были жгучий стыд и такое огромное чувство одиночества, что даже дышать было больно.

– Нет, я просто не вижу после света. Снесу тебе тут что-нибудь.

Ромка остановился посреди комнаты и убрал руки за спину.

– Я зашел попрощаться.

Сердце Ляльки ухнуло в желудок.

– Навеки? – насмешливо спросила она.

– Почему навеки? Мы просто уезжаем… – Ромка сказал это неестественно ровным голосом, которым обычно пытался ее успокоить. Лялька не любила, когда он говорил вот так. Этот тон хорошо подходил психологине или врачу, но никак не человеку, в которого она была безумно влюблена.

– Больше к нам не приедете? – спросила она.

– Не знаю, – Ромка пожал плечами.

Это и был ответ. Права на ошибку ей, кажется, никто решил не давать. Ляльке захотелось заорать, но она подумала о Димке. Тот непременно так бы и сделал. Себя же она считала не просто сдержаннее, а еще и умнее. Ничего ведь страшного не случилось. Если отбросить стыд и желание умереть прямо сейчас, жизнь-то продолжается, и Ромка из нее никуда не исчезает.

– Ты извини. Не знаю, что на меня нашло, – как можно спокойнее произнесла она.

Ромка молчал так долго, что Лялька успела поверить в то, что он ничего не скажет.

– Ты меня тоже извини. Я, наверное, как-то неправильно себя вел.

– В смысле? – искренне удивилась Лялька, потому что Ромка не мог вести себя неправильно. В этом неидеальном исковерканном мире он был единственным правильным элементом.

– Я, наверное, это спровоцировал.

– Поясни, – упавшим голосом попросила Лялька.

– Ляль, я очень тепло к тебе отношусь. Ты мне как сестра, – Ромка повел плечами. – Прости, если я заставил тебя думать, что отношусь к тебе как-то, ну, как к девушке. Я…

– Я для тебя как сестра? – переспросила Лялька, и Ромка кивнул. – А с Рябининой любовь до гроба? Или у тебя там уже кто-то очередной на примете? – кажется, Лялька начала говорить слишком громко, но ей было плевать.

– Нет, Ляль, на примете у меня больше никого нет. Я люблю Машу.

– Что?..

– Я. Люблю. Машу, – по словам отчеканил Ромка, и мир Ляльки, похоже, немножко сошел с ума, потому что подушка, которую она прижимала к груди, вдруг подлетела и впечаталась Ромке в лицо. Он не стал уклоняться, только голову чуть повернул. Подушка была туго набита, и ему, наверное, было больно. Но в сошедшем с ума мире это казалось чем-то неважным.

Ромка поднял с пола подушку, положил ее на компьютерное кресло и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Дверь за ним закрылась бесшумно, и оцепенение, в котором Лялька пребывала с момента злосчастного поцелуя, наконец прошло. Соскочив с подоконника, она бросилась к двери, но, коснувшись дверной ручки, замерла. Что она могла ему сказать? Что ненавидит? Что он урод, который ее обманул? Что она любит его шесть лет, а Рябинину он знает чуть больше года, а встречается с ней и вовсе без году неделя? Что никто, кроме нее, Ляльки, никогда не сделает его счастливым? Что никто не знает его так, как она? Что никто никогда не будет любить его так, как она?

Лялька выпустила ручку и села на пол, прислонившись спиной к двери.

Да не нужно ему все это! «Я люблю Машу». Проклятую Машу, которая не сделала ничего для того, чтобы он ее полюбил.

Экран телефона, оставшегося на подоконнике, засветился. Лялька бросилась к нему, ожидая увидеть сообщение от Ромки. Вдруг он успел одуматься? Вдруг просто растерялся? Все-таки она застала его врасплох.

Входящее сообщение от LastGreen’a висело над несколькими непрочитанными от сетевых друзей.

«Наверное, это судьба, – подумала Лялька, – завершить то, что не завершилось с Андреем».

В конце концов, какая разница, маньяк он или нет? Никому ведь нет до этого никакого дела. Даже, кажется, ей самой.