– Успокойся, пожалуйста, – зачастил он, пытаясь снизить градус напряжения. – Это просто недоразумение. Ничего страшного не случилось. Я уже все забыл.
– А у меня с памятью все в порядке, – выдохнула Лялька ему в лицо и крикнула: – Дим!
В эту минуту не было в ней ничего от обычной, милой, знакомой с детства девочки.
Вернувшийся на зов Димка проследил за умчавшейся Лялькой удивленным взглядом.
– Чё случилось? – спросил он, повернувшись к Роману.
Роман обессиленно стек на диванчик и, сглотнув, прошептал:
– Лялька меня поцеловала.
Сил объяснять и оправдываться не было. Сил вообще ни на что не осталось. Роман невидяще смотрел перед собой, не понимая, что теперь делать, и даже не вздрогнул, когда Димка с силой схватил его за плечо, впечатывая в спинку дивана.
– Ты охренел? – очень спокойно спросил Волков и сильнее сжал пальцы.
Роман мог бы сказать, что он не провоцировал, что он, вообще-то, ни при чем, вот только Маша ведь предупреждала, говорила ведь, что они идиоты, которые ничего не замечают.
Роман качнул головой, ничего не ответив, и Димка тряхнул его с такой силой, что тот прикусил себе язык.
– Я тебя урою! – прорычал Димка у него над ухом, и Роман наконец взорвался.
– Да урывай! – заорал он в ответ и с силой оттолкнул Волкова.
Тот налетел на стоявший позади столик, снеся с него чашки и корзину с фруктами. Крышка от заварочного чайника, совершив в воздухе красивый пируэт, приземлилась в костер. Раздался громкий хлопок.
Роман, очнувшись, вскочил с диванчика и рванул к Димке. Тот успел подняться на ноги, небрежно отряхнул куртку от осколков посуды, и они замерли друг напротив друга. Потом одновременно покосились на развороченную мебель и синхронно сместились на два шага, выходя на свободное пространство.
Роман не хотел драться, но его, как обычно, никто не спрашивал. Он понимал, что Димка в своем праве. Он бы и сам кому угодно за Ляльку голову отвернул и даже не стал бы задумываться, не сама ли Лялька устроила апокалипсис. В конце концов, она была всего лишь ребенком, который – как там сказал отец? – не ведает, что творит.
Волков некоторое время стоял, сжимая кулаки, а потом его плечи опустились. Выругавшись себе под нос, он вернулся к столику и принялся собирать с земли осколки.
– Посвети, – хрипло попросил Димка, когда уставший стоять столбом Роман подошел, чтобы ему помочь.
Роман достал мобильный и включил фонарик.
– Машка предупреждала, – хмуро произнес Димка. – Да я и сам знал, что Лялька все еще… ну…
– А мне сказать не мог? – устало спросил Роман, присаживаясь на корточки и подставляя чудом уцелевшую тарелку под осколки, собранные Димкой.
– Да я не думал, что так все обернется. Короче, больше ты к нам не ездишь, с Лялькой не общаешься, – очень серьезно произнес Димка, а потом уселся прямо на траву и, подняв с земли мандарин, принялся его чистить. Роман поставил тарелку с осколками на стол и уселся рядом.
– А как она одна будет? – спросил он, прислушиваясь к себе. Ожидал, что ужас сменится облегчением, но облегчения почему-то не приходило.
– Я разберусь. Это не твоя проблема, – хмуро ответил Димка и засунул в рот дольку мандарина.
– Я тоже за нее волнуюсь, – пробормотал Роман, понимая, что Димка в одиночку это не вытащит. – Она мне как сестра.
– Ой всё, блин, – скривился Димка и швырнул кожуру от мандарина в костер, а потом, не глядя на Романа, поднялся на ноги и пошел к дому.
Роман проводил его взглядом и погасил фонарь на телефоне. Несколько секунд он смотрел на горевший в стороне костер, а потом принялся собирать оставшиеся осколки. Было что-то правильное в том, чтобы на ощупь выбирать осколки из жухлой травы, резать пальцы и ни о чем больше не думать.
Глава 12
С каждым днем суд, где ты и судья, и ответчик, все ближе.
После возвращения от Льва Константиновича Яна попросила таксиста высадить ее у торгового центра, расположенного неподалеку от дома, и долго бродила по ярко освещенным бутикам. Ничего не покупала. Просто смотрела: на людей, на манекены в витринах. Осознание того, что ее мать способна зайти дальше слов и бесплотных мечтаний о деньгах покойного отца, настолько поразило Яну, что она понятия не имела, как появиться теперь дома. А еще ей было неожиданно неприятно осознавать, что Роман Крестовский, кажется, превратно понял ее визит ко Льву Константиновичу. Вообще-то, мама всегда учила Яну, что мнение людей, неспособных повлиять на ее благополучие, учитывать не стоит. Вот только что в данном случае считать благополучием? Оно ведь не только в деньгах. А если ей физически плохо оттого, что на нее кто-то смотрит с презрением? Это ведь влияет на ее благополучие. Разве нет?
Мама позвонила около половины десятого вечера. Яна как раз подумывала подняться на последний этаж к кинозалам и попробовать отвлечься от невеселых мыслей за просмотром какого-нибудь фильма.
– Ты еще на заводе? – спросила мама как ни в чем не бывало.
– Нет. Я уже вернулась.
– А что там за музыка?