Член жюри занял внимание Яны на целый вечер отчасти потому, что в ее понимании мир высокой моды находился где-то рядом с миром музыки. До него оттуда было рукой подать. Во всяком случае, гораздо ближе, чем из мира цифр и суетливых офисов, к которому принадлежали Яна с мамой.
И все-таки здравый смысл победил. Яна из реальности отказалась от поступившего предложения, а мнения Яны из параллельной вселенной никто не спрашивал. Что они понимают, эти вечно голодные и вечно счастливые, не существующие ни в одной реальности музыканты?
Гибель отца не стала для Яны шоком или трагедией. В ее жизни ничего не изменилось. Она была тогда на предпоследнем курсе универа, по-прежнему дружила по обмену временем, помощью и деньгами с однокурсниками и изредка играла на скрипке, когда мамы не было дома.
Мама сообщила о случившемся за ужином будто между прочим. Яна несколько секунд вглядывалась в лицо мамы, готовая к тому, что, возможно, придется ее утешать, подбадривать, но та не выглядела убитой горем. Скорее, слегка уставшей и, пожалуй, раздосадованной.
– Теперь все изменится, – вдруг произнесла мама и отпила вино из бокала.
Вообще-то мама редко пила алкоголь, потому что потом на нее нападали либо головная боль, либо меланхолия, а порой и то и другое сразу.
– Почему изменится?
– Доучивайся, Янка. Доучивайся хорошо, потому что теперь справедливость восторжествует, и ты возглавишь компанию Волкова.
Под изумленным взглядом Яны мама вновь отпила из бокала.
– Мам, у него ведь есть настоящие дети, – неловко теребя браслет на руке, пробормотала Яна.
Мысль о том, что отец погиб, до нее по-прежнему не доходила.
– А ты что, игрушечная? – повысила голос мама, и Яна предпочла не нарываться.
Однако, вопреки заверениям матери, ничего не изменилось. Жизнь Яны шла так же, как и до известия о гибели Алексея Волкова. Порой она задумывалась о том, каково сейчас его настоящим детям, но эти мысли не задерживались в ее голове.
К разговору о компании Волкова они с мамой вернулись через пару месяцев после того, как Яна защитила диплом.
К тому моменту она дико устала от учебы. И хоть понимала, что с платного отделения никто ее не выкинет, убивалась так, будто училась на бюджете и могла вылететь после любой сессии. Яна окончила университет с красным дипломом и синюшным от усталости и недосыпа лицом. Мысль о том, что теперь она взрослая и может пойти устраиваться на работу, отчего-то совсем не грела. Яна боялась идти на собеседование – боялась в равной степени того, что ее не примут, и того, что скажут: «Приходите завтра оформлять документы». Она боялась ответственности, боялась взрослой жизни, потому что из тех самых пыльных закоулков сознания вдруг начали вылезать противные… не монстры даже, нет, с теми хотя бы можно было сходить к психологу, а так… монстрики.
«Да что в тебе есть-то, кроме смазливой морды и гонора?» – брошенное в каком-то баре подвыпившим придурком, чьи руки она от себя отпихнула.
«Ты сама ни разу не позвонила, вот мы и не стали тебя звать», – сказанное однокурсницей в ответ на ее «Я бы тоже с вами съездила».
«Тебе-то мамочка деньги дает, а некоторым работать приходится», – злое, гадкое, прилетевшее уже от другой одногруппницы в ответ на мимолетное Янино замечание о качестве купленных той ботинок.
Мама будто чувствовала ее растерянность и с поиском работы не торопила. Наоборот, уговаривала слетать отдохнуть. Только без глупостей.
Это «без глупостей» стало появляться в речи мамы все чаще. Она будто только сейчас заметила, что Яна выросла. Глупостей делать Яна не собиралась. Отдыхать тоже не поехала. Вместо этого каждый день ходила на Арбат послушать уличных музыкантов. Смотрела на них, зачастую недорого одетых, усталых, и придумывала себе страшные картины из их жизни, вынудившие этих людей пойти играть на улицу. Но картины не придумывались, потому что музыканты играли. Как же они играли! Сколько свободы было в этих звуках!
В один из дней мама сказала:
– Завтра ты выходишь на работу.
Яна, поперхнувшись чаем, долго кашляла, пытаясь понять, не ослышалась ли.
– Из Лондона возвращается Лев Крестовский. Будешь работать его личной помощницей.
– Но я же ничего не умею, – сипло выдавила Яна.
– Научишься, – пожала плечами мама и посмотрела так, что Яна поняла: спорить бесполезно.
Лев Константинович Крестовский, оказавшийся очень привлекательным мужчиной тридцати восьми лет, являлся совладельцем компании покойного Алексея Евгеньевича Волкова и все последние годы жил в Лондоне. Эту скудную информацию Яне удалось нарыть в интернете. Личная страница Крестовского в соцсети пестрела фотографиями с деловых встреч, каких-то симпозиумов и экономических форумов, поэтому сказать, что в первый рабочий день Яна была напугана до смерти, означало сильно преуменьшить ее состояние. Однако Лев Константинович приветливо улыбнулся и протянул ей руку.
– Мне тебя рекомендовали как жутко старательную, умную, красивую. В общем, уверен, сработаемся. Для начала свари нам с тобой кофе, а потом будем вместе выживать в этих джунглях. Я сам тут сегодня первый день после большого перерыва.