Мне стало казаться, что наши песни несутся из каждого «утюга». М-да, не думал, что всё так быстро завертится! И что интересно, чем больше слушал, тем больше недостатков я находил.
Тринадцатого числа, перед встречей Гарри с Петуньей в Хитроу, мы забежали с Верноном в Селфридж. Гарри-растяпа оставил в Финляндии свои ботинки, в которых, по договору, должен был играть на презентации песен. Там я случайно натолкнулся на двух бывших коллег по группе. Я улыбнулся, но они лишь зло глянули на нас, ничего не сказали и прошли мимо. Чувствую, попортят они нам кровь. Надо предупредить Монику.
Четырнадцатого сентября нас подняли в пять утра. Самолёт из Хельсинки задержался и прилетел в Англию ближе к десяти вечера. Пока приехали, пока поговорили… Поэтому оба были злые и сонные. Петунья поставила перед нами овсянку с фруктами и подслащённое молоко. Нравилось мне так завтракать! Поттер налегал на салат с курицей. Он потихоньку превращался в здорового лосяру! Ростом меня уже догнал, а в плечах был немного меньше.
На колени запрыгнул Воланд, выпрашивая ласку. Я задумчиво погладил кота за ухом. Животное довольно затарахтело, выгибая спину.
— Хорошо тебе, сейчас спать завалишься, а нам на работу пора, — горестно вздохнул я.
— А Злыдню так вообще кайф — спит да ест! — уныло протянул зевающий Гарри.
— Во что одеваемся?
— Моника сказала, что в НьюРоковскую одежду. В магазине будут гримёр и стилист. Сначала часа три автограф-сессия, потом час перерыва, затем ещё три часа фотографируемся с фанатами.
— Сваримся в этой одежде, — сказал я. — Давай так: вместо толстовок возьмём безрукавки. Куртки одевать не будем. На голову бандану или обойдёмся?
— Это вряд ли. Всё равно нас оденут, как нужно им. А бандану мне точно надо. Я хочу это белое безобразие прикрыть, — Поттер показал пальцем на свой шрам.
Его молния стала тонкой и белой, как положено любому шраму. Он его либо скрывал, либо аккуратно гримом замазывал.
— А я обнаглею и оставлю волосы, — у меня и у Гарри были стрижки полубокс, а по бокам выбриты рисунки. Какие-то абстрактные линии и фигуры. Я хотел ирокез! Сказали, маленький ещё!
В семь тридцать утра мы уже были в том самом магазине, где в прошлом году я и Гарри целый день бренчали на гитарах. Фотосессия назначена на десять утра. А народу снаружи — не протолкнуться! Я немного охренел… Как говорила Маша из мультика: «И это всё мне?!». Возле магазина была большая такая толпа, навскидку около полутысячи человек. А сколько ещё придет? В основном стояли дети с родителями, но и дядьки-рокеры тоже встречались.
Нам сразу открыли чёрный ход. В подсобном помещении развернули гримёрки, там же была и вездесущая Моника. Она, потягивая кофе, протянула нам папки с расписанием.
— Я так понимаю, наша работа заключается во фразе «Улыбаемся и машем?» — спросил я.
— Дадли, вот сейчас точно не до смеха. Мы не планировали такое количество людей. Но работать будем до последнего человека. Это контракт. Понятно?
— Да. Куда уж понятнее. А обед будет?
— В два часа обед, — уточнила Моника, заглянув в расписание, — потом фотосессия и автографы. Запоминаем. Подписываете всё! Все бумажки! Ясно?
— Ясно, — обречённо ответил Гарри.
— Мы также созвонились с полицией. Нам к девяти утра пришлют полицейских для соблюдения порядка, а также будет дополнительная охрана от агентства.
— И ещё, если нужно в туалет, то трогаем правое ухо. Я подойду и выведу.
И, ребята, прошу, никаких комментариев о политике, голодающих детях в Африке и прочем…
— Политика — это грязь, а искусство должно быть чистым, — перебил я знаменитой фразой Холстинина из «Арии». За что получил подзатыльник от Моники.
— Поговори мне ещё! — разозлилась она. — На провокации не поддаёмся. Если кто-то цепляется за одежду, сразу зовём меня. Не тратим время на пустые разговоры, народу слишком много. Помним: улыбка, я рад, что вам нравятся наши песни, спасибо за вашу поддержку, подпись, — продолжала инструктировать Моника.
Так этот день-конвейер и прошёл. Гарри оказался прав: одеть то, что мы хотели, нам не разрешили. Поэтому мы потели в кожаных косухах. Контракт, чёрт его побери.
К концу дня все эти фанаты слились для меня в одно лицо. Ладонь горела от пожатий. Мышцы лица побаливали от фальшивых улыбок. Я до того доработался, что когда Моника протянула мне меню ужина, то не только машинально расписался на нём, но даже встал в позу для фотографии.
Уже в машине Вернон сообщил мне, что кто-то из группы «Dell» пытался прорваться на презентацию. Кричал снаружи о том, что я, якобы, украл у них песни. Но полицейский быстро усмирил беспорядки. А Моника позвонила юристу, и он оперативно подготовил все бумаги в суд на «Dell» за клевету.