…Через час во внутреннем дворике разлегся тот самый архаан, о котором столько было говорено. Мариуса передернуло от отвращения, однако, виду не подал, полез на тварь вслед за Кьером. Энола, Телора и Лива, Бертран и Аманда — все стояли у черного хода. Шмяк все гнездился на плече Ливы, и она гладила его по мягкой шерстке. Потом, когда уселись, Кьер поманил маленькую тварь к себе, и Шмяк послушно перелетел на широкое плечо мужчины.
— Ну, что, — задумчиво произнес Кьер, — да ниспошлет нам Пастырь удачу.
И что-то сказал тварям, что-то на неизвестном Мариусу языке.
Шмяк взлетел, смешно трепеща маленькими крыльями.
Пространство начало лопаться, трескаться, раздираемое откуда-то изнутри зеленоватым светом. Дыра постепенно ширилась, Шмяк на несколько мгновений завис перед ней, а затем нырнул прямо в призрачное свечение. Мариус едва успел схватиться за клочковатую серую шерсть, когда большой архаан резво рванул следом.
Свет.
Темень.
Снова свет, рассеянный, но при этом все равно режущий глаза.
— Магистр, — крикнул впереди Кьер, — давайте же, ну?
Он едва успел сфокусировать зрение, все же архааны ходили совсем не такими порталами, к которым Мариус привык.
Но когда смог разглядеть хоть что-то, инстинктивно рванул с шеи висящей на шнурке артефакт.
Под ними и чуть впереди зависшего в воздухе архаана, среди камней, замерли две человеческие фигурки. Одна из них неподвижно лежала, разбросав тонкие руки в стороны. На светлых обрывках одежды темнели кровавые пятна. А над ней склонялось нечто в сером балахоне, с паклей спутанных темных волос. Оно, это нечто, стояло на четвереньках, и последним, что успел увидеть Мариус, было то, как нечто рвануло в разные стороны остатки одежды неподвижной Альки и склонилось к ее животу. После этого взгляд застлало кровью, и он попросту наощупь активизировал артефакт.
Рывок. Куда-то вперед и вниз.
— Магистр. Магистр.
Из полузабытья его снова выдрал оклик Кьера.
Мариус проморгался, мотнул головой. Сообразив, что архаан уже на полу большого грота и распластал крылья, Мариус соскользнул вниз. Перед глазами маячило распростертое на камнях тонкое тело Альки, его любимой девочки — изломанное, окровавленное, разбитое — и он что есть сил побежал к нему.
Он даже не думал о том, сработал ли артефакт Энолы. Наверное, сработал… Сердце выпрыгивало из груди, он рухнул рядом с Алькой, едва почувствовав боль в коленях.
— Алайна.
Первым порывом было схватить ее в охапку, но Мариус, подвывая, прокусывая губу, отшатнулся.
Его птичка выглядела так, словно упала с высоты. И эти ее тоненькие руки, белые, слабые, разбросаны по сторонам, словно умирающие лилии.
А неподалеку — замершая серая туша еще одного архаана.
И воняет горелым нестерпимо, словно свинью подпалили.
И если… если она упала, и повредила спину, нельзя вот так просто взять и схватить ее на руки. Нельзя.
Он еще раз оглядел Алайну, и так больно резануло где-то под сердцем, что перед глазами снова потемнело.
— Алька, — прошептал он.
И понял — не слышит. Без сознания. Умирает.
Регенерирующий артефакт словно сам собой лег в руку, и Мариус, мысленно моля Пастыря, чтоб все получилось, переломил тонкую синюю струну в нужном месте, одновременно вколачивая в Альку весь свой имеющийся резерв магии.
Чтобы обратить вспять саму смерть, нужно много силы, очень много.
Но Мариус, задыхаясь от напряжения, сам превратился в канал, сквозь который в разбитое и умирающее тело устремился поток энергии.
И он уже и не думал о себе, не думал о том, что его самого может порвать в клочья таким-то напором, а раз за разом черпал — и вливал, черпал — и снова вливал, до тех пор, пока понял: регенерация начала работать должным образом.
Обливаясь ледяным потом, он оперся на ладони, по обе стороны от распростертой Альки.
— Не бросай меня, — голос срывался, — не бросай. Слишком рано умирать, Аля. Это не твое время, милая.
Стоя на коленях над неподвижным телом, Мариус вглядывался в неподвижные черты той, кого любил больше жизни, и которая так глупо его предала.
Он видел, что Альке становится лучше.
Губы порозовели. Дыхание сделалось глубоким и ровным. Артефакт Энолы, регенерируя, плавно вводил ее в самый обычный исцеляющий сон.
Мариус улыбнулся.
— Все будет хорошо, маленькая. Просто… попробуй мне поверить. Хотя бы один раз.
Ресницы Альки, слипшиеся от слез, затрепетали, но она продолжала спать.
Тогда Мариус снял сюртук и аккуратно укрыл им ее.
Потом… он возьмет ее на руки и отнесет туда, где больше никто не обидит, не причинит вреда.
Но сейчас…
— Кьер, — позвал Мариус хрипло, — Кьер, что там у тебя?
ЭПИЛОГ
"Не бросай меня".
Голос Мариуса звучал в ушах, и это было так… радостно, что Алька блаженно улыбалась и не понимала, отчего в голосе столько боли, беспокойства, отчаянной мольбы.
"Не бросай меня".
— Я здесь, — прошептала она, поворачивая голову, — Мариус…
Ее вдруг выбросило из этого мягкого, приятного сна. И воспоминания обрушились грязным, уродливым оползнем, от которого горечь во рту, холод в груди, едкий пепел на губах.
Магистр в теле Авельрона. Она падает. Боль. Стеклянные глаза. Острые зубы впиваются в кожу на животе.