Я присела прямо на камни на мостовой. Закрыла глаза, представила чистый лист. На нем стал появляться рисунок, отражавший реальность с той пронзительной точностью, с какой я видела все вокруг: в открытые окна отеля бьет яркий солнечный свет; тренькая звонком, проезжает развозчик газет; на тротуаре с задумчивым видом стоит семейство – туристы, решают, в какую сторону идти; в конце улицы на холме темнеют стены и башни замка. В небе – едва заметный силуэт рогатого корабля: он – то ли мираж, то ли тень, его паруса спущены, якорь брошен, за мной наблюдают в бинокль с палубы.
Я вернулась в холл, на автомате стряхивая с рук воображаемую карандашную пыль.
Близнецы с удивлением на меня посмотрели, переглянулись, но ничего не сказали.
– Решили ехать на поезде, – сказал Ваня. – Если выедем через час, то к вечеру будем в Палермо. И ночным поездом обратно в Сиракузы.
– Тут нет ночных поездов, – сказала я. – И нужно время, чтобы найти офис, то есть лабораторию этих ребят, и отдать им мышей.
– Я посмотрел, это недалеко от вокзала.
– А если там никого не будет? Или офиса вообще нет? – спросила Настя.
– Заберем мышей в Сиракузы и сразу пойдем в полицию, – гнул свою линию Ваня.
– И месяц посидим в сицилийской тюрьме за кражу со взломом, – мрачно предрекла я.
– Ну тогда не знаю. Поставим их под дверь участка, позвоним и убежим, – предложил Ваня.
– Гениальный план. Представьте изумление полицейских, когда они увидят ЭТО, – сказала Настя, указывая взглядом на песчанок.
Песчанки в обеих клетках встали на задние лапы, некоторые обхватили передними лапками прутья и внимательно нас слушали. Вид у них был суровый.
– Они понимают, что мы говорим о них? – подозрительно спросила Настя. Мыши продолжали на нас таращиться.
– Кстати, сколько у кого денег? – Ваня, как всегда, вернул нас к практической стороне дела.
Мы стали рыться в карманах и рюкзаках.
– У меня сто двадцать и еще немного монеток, – сказала я, пересчитав то, что у меня осталось.
– У нас еще триста… триста шестьдесят бумажных и три евро железок, – отчиталась Настя. – У тебя осталось еще что-то? – спросила она, обращаясь к брату.
Он отрицательно покачал головой.
– Нет, вся касса у тебя, как завещала маман. Короче, хватит на дорогу и на остаток каникул, – довольно заключил Ваня, глядя, как сестра распихивает деньги по разным кармашкам большого кошелька.
– Надо, наверное, помыть клетку? – предложила я.
– Надо, – согласилась Настя.
Мы по очереди помыли клетки, пересаживая песчанок из одной в другую. Одному грызуну удалось улизнуть, и мы шумно ловили его по всему лобби, пугая постояльцев.
Потом Настя потребовала поесть перед дорогой, потому что та обещала быть слишком, на ее взгляд, утомительной. Она так и сказала, томно прикрывая глаза: «Дорога обещает быть утомительной», – словно чувствовала, что так просто до Палермо мы не доберемся.
И мы, попрощавшись с гостеприимным Чезаре, нашли пиццерию с вывеской «Pomodoro & Basilico»[52] и заказали там самую большую пиццу с прошутто и базиликом. Сидя на стульях у стойки, мы наблюдали за тем, как пиццайло[53] достает порцию теста, как он сначала растягивает его руками, а потом, раскручивая, подбрасывает, делает из него ровную тонкую лепешку, кладет ее на стол, смазывает соусом из помидоров, небрежно раскидывает кусочки моцареллы, а поверх нее – ветчину и базилик. Потом осторожно перекладывает пиццу на тонкую деревянную лопату и выкладывает в печь, заодно подбрасывая в огонь несколько поленьев.
– Три минуты – и готово, – сказала я близнецам, которые смотрели на обычную на Сицилии работу, как на представление Зеро.
Мы были в простой пиццерии. Меню над стойкой – огромный список названий пиццы с ценами. Потертые стулья и столы с бутылками оливкового масла и соусами на них. В углу – башни из коробок для доставки. Две печи для пиццы и второй пиццайло, хмурый и нервный. У дверей с ревом припарковался мопед, и вошел курьер. Он протянул через прилавок несколько листков и деньги, обратно ему передали связанные вместе коробки с пиццей. Он взял их, положил в корзину мопеда и, выпустив облако серого газа, укатил.
Пиццайло окликнул нас: на небольшую столешницу он выставил тарелку с готовой пиццей и три банки пепси, жестом указал на стоявшие рядом коробки с приборами.
Близнецы взяли по куску, и несколько минут раздавалось только мычание. После третьего куска они заговорили.
– У меня вкусовой шок.
– И у меня. Тут всегда так вкусно?
– Почти всегда, – ответила я, открывая баночку с пепси.
Потом мы на такси добрались до станции, обычной замусоренной железнодорожной станции, с крошечным залом ожидания и единственной кассой.
– Three tickets to Palermo, please[54], – вежливо сказал Ваня, пригибаясь к окошку.
Кассир эмоционально ответила ему на итальянском, указывая на объявление на двери.
– I don’t speak Italian[55], – ответил Ваня.
Кассир очень возмутилась и закрыла окошко шторкой.
– Что за ерунда? – спросил Ваня, оборачиваясь ко мне.
– Не поняла. Сейчас переведу объявление, – ответила я и открыла приложение-переводчик.