– По ее виду не скажешь, – пробормотал Осберт с порога.
Согендорские сосуды уже доставили. По сути это был горный хрусталь отменного качества, который когда-то добывали в горах на территории бывшего королевства Согендор. В нем эвендинская кровь сохраняла свои свойства очень долго.
Алирия внимательно рассмотрела пленницу и с неудовольствием подумала, что из такого тщедушного тельца вряд ли наберется крови даже на пару сосудов.
Она присела рядом и крикнула:
– Где моя сумка?
Ее тут же подали. Алирия подозвала Осберта.
– Посади ее. Вот так. Нет, рядом с выступом, чтобы она не упала. Теперь придержи ее руку.
Алирия достала из своей сумки сверток, развернула его, взяла тонкое лезвие и длинную гибкую трубку – инструмент, который ей еще не приходилось использовать на живом эвендине. Но, как верно заметил Осберт, сейчас Эни казалась мертвой, и Алирия хладнокровно сделала надрез на сгибе локтя. Затем, хотя ее пальцы слегка подрагивали, быстро приладила трубку к свежей ране. Другой конец трубки Алирия опустила в большую хрустальную бутыль. Вскоре на дно потекла кровь – густая, с ярким рубиновым оттенком.
– Какой странный цвет, – пробормотал Осберт.
– Не как у нас, ты хотел сказать? Предсказуемо, не находишь?
Алирия потянула испачканные кровью пальцы ко рту, но в последний момент случайно скользнула взглядом по белому лицу у темной сырой стены и отдернула руку. Дело было даже не в том, что Готтран жестоко карал всех, кто смел пить кровь эвендинов без его разрешения. Вопреки всему, при взгляде на Эни Алирия видела перед собой человека.
– Пойдем. – Она вытерла пальцы платком. – Незачем нам здесь находиться. Пусть позовут меня, когда сосуд будет полным, я поставлю другой.
– Давай выпьем вина, – неуверенно предложил Осберт.
– Давай.
Они ушли, успокаивая друг друга бестолковой беседой. Оба старались выбросить из головы то, что увидели в темнице.
Эни пробыла без сознания еще какое-то время. Когда она очнулась, то почувствовала тупую ноющую боль в голове и чудовищную слабость во всем теле. Руку что-то кололо. Она хотела пошевелить ею, но не было сил.
С огромным трудом она чуть повернула голову и увидела хрустальный сосуд. Он был практически полным. В слабом свете светильника хрусталь красиво переливался всеми оттенками красного. Эни не сразу поняла, что это.
Сквозь головную боль прорвалась мутная череда воспоминаний. Цепкие объятия Лирди. Упавший Родрик. Человек в черном плаще. Потом – темнота.
От раны к сосуду тянулась какая-то нить. Эни попыталась потянуть руку к себе, но ничего не вышло. Тело ее не слушалось.
«У тебя чистая кровь. Чистейшая», – прозвучали в голове слова Диоса.
Наконец Эни поняла. Готтран хотел до нее добраться – и добрался.
Ужасное состояние притупило ее эмоции: не возникло ни страха, ни паники. Только сожаление. Как глупо с ее стороны было отгораживаться от мысли, что она – эвендин. Пока она это делала, другие строили коварные планы. Теперь доказательство налицо: ее кровь забирают – так же, как когда-то забрали кровь Алара…
А ведь она могла уделять магии больше внимания. Поговорить с Адаллой, узнать о своей матери. Признать, что Диос совсем не зря беспокоился о ее безопасности, и не допустить такого исхода.
Диос. Больше всего Эни сожалела о нем. Ей хотелось увидеть его хотя бы еще раз.
Сознание неотвратимо угасало. Она попыталась увидеть струны, но вместо разноцветных линий перед глазами заплясали темные пятна.
Скрипнула дверь, порог переступила Алирия – пришло время сменить сосуд на пустой. Однако этого Эни уже не услышала.
Глава 21
Темнокрылые мчались к Ишдату с такой скоростью, что их лошади поднимали за собой облака пыли. Впереди несся Диос, позади всех – Родрик. Гильем, Эрнальд, Тард и Одер восприняли его присутствие как должное: для них слово Диоса было законом. Никто не испытывал к Родрику особого доверия, но им и в голову не могло прийти, какую нешуточную борьбу с самим собой выдержал этот человек, едва они пересекли барьер.
Родрика разрывало. Он наконец-то выбрался из западни. Он мог уйти. Вернуться к своим. Отыскать Гетаса. Почему, в конце концов, он должен ставить все на карту ради какой-то эвендинки, которую он скорее от безысходности, нежели почему-то еще обучал игре на виеле.
Эти и подобные мысли то и дело появлялись в его голове, хотя, когда Родрик просил Диоса взять его с собой, он был предельно искренен. Тогда у него болело тело от ран, а душу переполняло сожаление. Хотелось мчаться, искать, спасать. Исправлять собственную ошибку. Мстить проклятым Гениям Дориана.
Желания не исчезли, но вольный воздух, о котором Родрик мечтал так долго, кружил голову, исцеленную Диосом. В какой-то момент он был готов броситься прочь – в пылу гонки Темнокрылые едва ли обратили бы на него внимание. Остановили его два воспоминания. Одно – о взволнованной Эни, от души желавшей помочь ему, другое – о пристальном взгляде Диоса. Родрик вдруг понял: он видел его насквозь и наверняка знал, что он будет колебаться.
И все же исцелил. Поверил в него.