Магия ранит

Что? Иначе говоря, я получу дело, над которым работал Грег: голые факты и никаких зацепок. Или почти никаких. Однако я смогу отследить его шаги. Я на такое и не рассчитывала.

– Спасибо, – искренне поблагодарила я.

– Учти, документы не должны покидать стены штаб-квартиры. Никаких копий и выписок. Отчитываешься только передо мной и точка.

– Я подписывала с гильдией акт о передаче информации.

– Об этом уже позаботились. – Рыцарь пренебрежительно отмахнулся.

Неужели? И когда же? Заступник чересчур рьяно принимает участие в жалкой наемнице. Зачем? Люди, делающие мне одолжение, меня нервировали. С другой стороны, дареному коню в зубы не смотрят. Даже если вам его дарит толстозадый диванный «ковбой» в рубашке с бахромой.

– Официально ты со мной никак не связана, – продолжал он. – Облажаешься – мало тебе не покажется.

– Понятно, сэр.

– А сейчас разговор окончен.

Я покинула кабинет. Секретарша жестом подозвала меня и попросила мое удостоверение. Я с любопытством наблюдала, как она прикрепляет к нему металлическую бляху: официальную «печать», подтверждающую заинтересованность ордена в моей скромной работе. О да, некоторые двери такая штуковина откроет. Зато остальные захлопнутся прямо у меня перед носом. Ничего, как-нибудь прорвемся.

– Не принимайте слова Теда близко к сердцу, – произнесла секретарша. – Порой он бывает суров. Кстати, меня зовут Максин.

– Кейт. Не подскажете, где кабинет погибшего рыцаря-прорицателя?

– По коридору, последний справа.

– Спасибо.

Женщина улыбнулась и вернулась к своей работе. Ну и славненько.

Я подошла к кабинету Грега и застыла в дверном проеме. Что-то в помещении явно было не так.

На полу – пятно света, изрешеченное тенями: просто копия квадратного окна. Узкий стол, два старых стула. Слева, во всю стену, – полка, прогнувшаяся под весом педантично расставленных книг. Справа – четыре металлических картотечных шкафа в мой рост. В углах комнаты, на стульях и на столе – стопки папок и скоросшивателей.

В бумагах определенно кто-то копался. Но аккуратненько. Беспорядка не устраивал, папки пролистал, а потом, не потрудившись разложить их по местам, оставил на первой попавшейся горизонтальной поверхности. А здесь хранились личные бумаги хозяина. Почему-то мысль о том, что кто-то рылся в них после смерти Грега, была мне неприятна.

Я переступила порог. Защитное заклинание сомкнулось за моей спиной. Оккультные символы вспыхнули бледно-оранжевым, нарисовав на сером ковролине сложный узор. Длинные светящиеся ленты, протянувшиеся от одного символа к другому, извивались и перекрещивались. Красные точки совмещения лучисто сияли. Грег запечатал кабинет собственной кровью. А сверх того, – замкнул защитный контур на меня, иначе я бы не увидела заклинания. Теперь отголосок любого волшебства, которое я тут сотворю, не покинет пределов кабинета.

Заклинание подобной сложности нужно плести несколько недель. Судя по яркости свечения, оно поглощало любое эхо, причем до последнего звука. Ну, и зачем Грегу такое понадобилось?

Обогнув стопки папок, я направилась к полке. Старое издание «Альманаха волшебных креатур», еще более древнее – «Сокровенного словаря», Библия, прекрасный экземпляр Корана в кожаном переплете с золотым тиснением, еще какие-то фолианты по религии и тоненькая книжка Спенсера «Королева фей».

Каталожные шкафы, как я и предполагала, пустовали. Ящики промаркированы собственным кодом Грега, которым я не владела. Впрочем, какая разница? Взяв ближайшую стопку папок, я опустила ее в первый попавшийся ящик.

Два часа спустя, убрав скоросшиватели и бумаги с пола и стульев, я принялась за стол. И вдруг мне на глаза попался желтый конверт. Он лежал на самом верху центральной стопки. Не заметить мое имя, написанное черным маркером, было невозможно. Летящий почерк принадлежал Грегу.

Переложив какие-то документы на пол, я пододвинула стул, села и вытряхнула содержимое конверта. Из него выпали фотографии и письмо. На снимке – две пары. Мой отец, нескладный, рыжеволосый и невероятно широкоплечий, обнимал за плечи женщину, вероятно, – мою мать. В памяти у некоторых детей остаются туманные воспоминания об умерших родителях: тембр голоса, едва уловимый запах, неясный образ.

Но я совсем не помнила мать. Вообще. Будто ее никогда не существовало. Отец не сохранил ее фотографий, наверное, это было для него слишком болезненно. Поэтому я знала о ней только по его рассказам: мол, симпатичная длинноволосая блондинка. Вгляделась в женщину на фото. Невысокая, миниатюрная. Тонкие черты лица, стройная, однако без намека на хрупкость. Поза естественная и уверенная. В облике чувствовалось осознание собственной силы и всепроникающее обаяние. Она была прекрасна.

И отец, и Грег хором утверждали, что я на нее похожа, но сколько я ни вглядывалась в снимок, сходства не находила. Мое лицо – грубее, рот – шире, губы лишь с натяжкой можно назвать пухлыми. Правда, мне повезло унаследовать темно-карий цвет материнских глаз, но у моих – иной разрез: странно-миндалевидный, удлиненный. И кожа темнее. Чуть переусердствую с тушью и подводкой, – легко сойду за цыганку.