Магия горит

Почему бы самозабвенно не радоваться расследованию, ведь проглотят-то не тебя…

Я посмотрела на вампира:

– Как быстро ты разорвешь ее, если она нас съест?

– Панцирь довольно толстый. Пойдем через шею. Втяни она голову – придется пробиваться через массу плоти.

– Другими словами, если она нас сожрет, нам конец.

– Грубо, но верно.

Я повернулась к проводнице.

– Ты идешь с нами?

Та отрицательно покачала головой.

Отличный план. Берешь легковерных чужаков, выгуливаешь по окрестностям, а затем скармливаешь гигантской рептилии. И зверюшка сыта, и с заблудшими гостями разобралась. Все счастливы.

– Дерек, что ты чуешь?

Он шагнул вперед, глубоко вдохнул и чихнул уже дважды. Да у моего оборотня аллергия на черепах!

Господи, за что мне это все?

– Гниение? Дыхание животного?

Он потряс головой.

– Только вода. И цветы…

Я наставила саблю на женщину в маске.

– Если она нас проглотит, я прикончу ее и вернусь за тобой.

Она снова кивнула, но не отступила назад и не сбежала в ужасе. Может, я просто недостаточно грозная? Надо подумать, не обзавестись ли рогами и клыками.

– Я иду. А вы двое – можете оставаться.

Пригнувшись, я нырнула в черепашью пасть.

16

Черепаший язык, будто влажная губка, слегка пружинил под ногами. Мрак впереди, где начиналась глотка, сгущался. Я пригнулась ниже, чтобы не задеть небо, и направилась прямо туда.

Позади меня чихнул Дерек.

– Решился, да?

Очередной чих.

– Ни за что не пропущу.

Глотка плавно уходила вниз, на дне плескалась мутная жижа. С верхней части зева свисали длинные пряди, напоминающие водоросли. С них тоже что-то капало. Оставалось надеяться, что не кислота. Впрочем, пахло обычной водой из пруда и рыбой. Я достала метательный нож, наклонилась и опустила кончик в жидкость. Цвет не изменился. Потрогала лезвие – палец не обожгло. Вот и славно.

Я ступила в воду, поскользнулась и упала на пятую точку.

И за что мне это все?!

Вампир обогнал меня, бросив через плечо:

– Ты как всегда – воплощение грации.

– Заткнись.

Ботинки до краев наполнились черепашьей слюной. Кровосос шагнул вперед и исчез под водой. Я с трудом поднялась на ноги.

На поверхности показалась голова упыря.

– Тут глубже, чем думаешь! – предупредил Гастек.

Ха, поделом ему!

Вода доходила до пояса. Я брела во мраке, ориентируясь лишь по плеску, доносящемуся от ковыляющего вампира. Дерек наконец перестал чихать. Туннель повернул. Прошлепала вперед и остановилась: я оказалась в неглубоком бассейне. Поверхность воды усеивали кувшинки. Кремовые цветы светились. Над головой смыкался огромный купол. Высоко, на самом верху, панцирь черепахи был прозрачным. Сквозь него, озаряя щитки, струился приглушенный свет. На уровне наших голов стены приобретали темный оттенок: правда, сначала они зеленели от травы и плюща, покрывавших панцирь снаружи, а затем цвет переходил в черно-зеленый мрамор. На них были вырезаны прямоугольники, каждый со своим символом и именем, выгравированными сусальным золотом.

Все выглядело знакомым, но вместе с тем и неожиданным, и я не сразу поняла, где очутилась.

Крипта!

Вдруг раздался шум, и я повернулась. В нескольких футах впереди пруд заканчивался, а за ним, прямо за краем света, на той стороне, высился прямоугольный постамент, где в ожидании расположились три женщины.

Та, что справа – настолько высохшая и немощная, что могла быть прабабушкой пяти поколений. Ей давно перевалило за семьдесят. Волосы обрамляли голову ореолом тончайшего хлопка. Черное платье только подчеркивало возраст. Однако глаза пронзали меня насквозь. Она, прямая как шомпол, твердо восседала в тяжелом кресле, смахивающем на трон. Прямо стареющий хищник: одряхлевший, но готовый броситься при первых признаках крови.

Рядом с ней на кушетке римского стиля полулежала девушка немногим старше Джули. Вокруг струился складками черный шелк – одеяние было таким просторным, что его хозяйка практически в нем утопала. Бледная, с почти прозрачной кожей, она уронила голову на согнутую руку. Острые скулы, шейка едва ли не тоньше моего запястья… Зато светлые волосы ниспадали двумя роскошными косами.

Последняя женщина сидела в кресле-качалке и вязала что-то из бурой пряжи. Казалось, вся плоть товарок досталась ей одной. Дородная, пышущая здоровьем, с понимающей улыбкой, любовалась она своей работой.

Дева, мать и старуха – классика! «Взвейся ввысь, язык огня»? [13]

Над ними на стене тускнела фреска. Высокая женщина на ней была изображена простым стилем, но точно, будто ее написал одаренный ребенок. Она воздевала вверх три руки: в первой держала кинжал, во второй – факел, а в третьей – кубок с обвивающей его змейкой. Справа – черный кот и жаба, слева – ключ и метла.

Перед женщиной, на перекрестке трех дорог, стоял огромный котел. По стенам к нему с обеих сторон мчались черные псы.