Магическое Дао

Алистер Кроули Магическое Дао

Дао ДэЦэин, Книга 157

«Равноденствие», том III, номер VIII.

Новый перевод Ко Юэна (Алистер Кроули)

ПРЕДИСЛОВИЕ

Я обязался посвятить свою жизнь Магии на Пасху в 1898 году и получил свое первое посвящение 18 ноября того же года. Мой друг и напарник по восхождениям, Оскар Эккенштейн, дал мне первые инструкции по изучению контроля над разумом в начале 1901 года в Мехико. Начальные основы мистической теории и практики дал мне выдающийся писатель и преподаватель йоги с ортодоксальным шиваистским взглядом Шри Парананда, Генеральный Прокурор Цейлона. Другим моим учителем был Бхикку Ананда Меттейя — великий английский адепт, который был одним из моих первых инструкторов по Магии и присоединился к Сангхе в Бирме в 1905–1906 г году. Я провел с последним несколько месяцев в Канди, на Цейлоне, пока моя работа не увенчалась успехом.

Также я изучал все разновидности азиатской философии, особенно касающиеся практических вопросов духовного развития, суфийские доктрины, Упаниша-ды, Санкхья, Веданту, Бхагавад Гиту и Пурану. Дхаммападу и множество другой классики, совместно с другими работами по тантре и йоге таких людей как Патанджали, Вивекананда и т. д. Немалая часть из этих учений в настоящее время полностью неизвестна ученым. Я раздвинул границы своих исследований настолько широко, насколько возможно, не упуская ни одной школы мысли, даже незначительной или противоречивой.

Я сделал критический анализ всех этих учений в свете моих практических опытов. Физиологическое и психологическое единообразие человечества доказывает, что за многообразием форм мистических доктрин скрывается их общий смысл. Это открытие, кроме того, было подтверждено ссылками на иудейские, греческие и кельтские традиции. Одна истина является общей для всех культов, от Гибридских островов до Желтого моря, и даже основные их ветви оказываются существенно схожими. Они несовместимы лишь на поверхности.

Когда я странствовал по Китаю в 1905–1906 годах, я был полностью подготовлен вышеописанным образом к тому, чтобы засесть за пока еще неразрешенную проблему — китайскую религиозную концепцию истины. Практическое изучение психологии монголоидов, которых я встречал во время моих путешествий, уже показало мне, что их нецентрическая концепция вселенной может представлять собой описание внутренней связи реальных психологических характеристик сознания. Поэтому я подготовился к рассмотрению доктрин мастеров религии и философии без той предвзятости, которая всегда делала тщетными усилия путешествующих синологов и всех ориенталистов, за исключением разве что Раиса Дэвидса. До него переводчики, наивные до абсурда, а чаще слепо самонадеянные, неизменно считали, что китайские писатели излагают более или менее искаженные или деградировавшие версии христианской концепции или же крайне пустые нелепости. Даже такой великий человек, как Макс Мюллер, в своем предисловии к Упанишадам смог только отдаленно предположить, что кажущаяся тривиальность и глупость многих пассажей в этих так называемых священных писаниях может произрастать из нашего незнания подробностей в области древнеиндийской истории и религии, их понимание же может сделать эти тексты разумными.

Во время моих уединенных странствий по гористым пустыням Юн Нань духовная атмосфера Китая проникла в мое сознание благодаря отсутствию каких бы то ни было интеллектуальных раздражителей для моего мыслительного аппарата. Понемногу Дао Дэ Цзин открыл моей душе свою простоту и величие, в то время как условия моего физического существования, не менее чем духовные состояния, проникали в святилища моего духа. Философия Лао Цзы передавалась мне сама, несмотря на настойчивые усилия разума подчинить ее, дабы привести в соответствие с моими предвзятыми представлениями о том, что должен значить этот текст. Этот процесс, занявший самые глубины моей интуиции во время этих ужасных месяцев скитаний по Юн Нань, продолжался и в последующие годы. Всякий раз, когда я имел возможность удалиться от беспутства и развлечений (которые в каждом человеке связаны с силами цивилизации, вне зависимости от того, насколько решительно он борется с их навязчивостью) в священное уединение пустыни, в сиерры ли Испании или в пески Сахары, я обнаруживал, что философия Лао Цзы продолжает свой путь в моей душе, с каждым следующим разом все острее и сильнее.

Но ни в Европе, ни в Африке не заметно такого отчуждения, как в Америке. Горделивый упрямейший крестьянин пустынной Испании, дичайший и суеверный араб из самого удаленного оазиса — все они чем-то похожи и, в самом наихудшем случае, по меньшей мере доброжелательны; в то время как в Соединенных Штатах почти всегда ощущаешь инстинктивное отсутствие симпатии и понимания даже в среде наиболее обаятельных и культурных людей. Именно поэтому во время моего изгнания в Америке доктрины Лао Цзы в моей душе развивались наиболее быстро, даже прорывались наружу, пока я не ощущал необходимость, даже неизбежность, выразить их в понятиях осознанного мышления.