Магический ожог

Передо мной виднелся огромный купол. Высоко над нами, на самой верхушке, карапакс[20] становился прозрачным, и сквозь него пробивался слабый свет, озарявший щитки черепашьего панциря. Стены постепенно темнели: светлые вверху, ниже они зеленели, под цвет травы и кудзу, обволакивающих панцирь снаружи, и книзу становились совсем темными, словно черно-зеленый мрамор. Тут же были вырезаны большие прямоугольники, каждый со своим символом, выгравированным на золотом листе, и именем. Всё это казалось очень знакомым, но мозгу понадобилось время, чтобы понять: что к чему.

Я стояла в крипте[21].

Шум за спиной заставил меня обернуться. Прудик заканчивался в нескольких футах впереди, а за ним, на противоположной стороне широкой площадки внутри черепашьего панциря, находилась прямоугольная платформа. На ней ждали три женщины.

Та, что располагалась справа, легко могла бы претендовать на центральное место на семейном портрете в пять поколений: сморщенная, худая, хрупкая. Ей было уже глубоко за семьдесят. Жиденькие волосы на голове казались облаком чистого хлопка, а чёрное шёлковое платье ещё больше подчеркивало возраст. Но взгляд был острым и невероятно умным. Она сидела так, словно аршин проглотила, балансируя на огромном кресле, больше похожем на трон, и напоминала старого хищника, готового напасть при первом запахе крови.

Рядом полулежала на диване романского стиля женщина по возрасту немногим старше Джули. Чёрный шёлк струился вокруг неё складками и изгибами: его было так много, что казалось, девушка вот-вот утонет в нем. Желтоватая, почти полупрозрачная на фоне этого шёлка, она положила голову на согнутую руку. Скулы сильно выделялись, а шея была немногим толще моего запястья. Светлые волосы, в противоположность этому, были заплетены в две одинаковые косы, роскошные и густые.

Последняя женщина сидела в кресле-качалке и вязала непонятный предмет одежды из коричневатой пряжи. Она выглядела так, словно вобрала в себя ту плоть, которой не хватало двум другим. Пухлая, здоровая на вид, с густыми каштановыми волосами, заплетенными в косу, она смотрела на свое вязание c хитрой полуулыбкой.

Дева, мать и старуха. Классика. «Пламя, взвейся и гори! Наш котел, кипи, вари![22]»

Я посмотрела наверх — туда, где большая фреска затемняла стену. Над платформой возвышалась женщина, нарисованная простым, но эффектным стилем, словно это сделал какой-нибудь талантливый ребёнок. От тела поднимались вверх три руки: первая держала нож, вторая — факел, а третья — чашу с обвивающей её змеёй. Слева сидели черный кот и жаба. Справа лежали ключ и метла.

Перед женщиной находился огромный котёл, поставленный на пересечении трёх дорог. Чёрные псы бежали по стенам в обоих направлениях, смотря прямо на него.

Оракул поклонялся Гекате, Королеве Ночи, Матери всех Ведьм. Несмотря на то, что известна она под греческим именем, история этой женщины куда древнее. Её культ растянулся на два тысячелетия, а его корни были скрыты в плодородной фольклорной почве Турции и Азии. Греки слишком уважали эту богиню, чтобы игнорировать такое древнее наследие и соблазнительную силу. Они сделали Гекату единственным Титаном, которого Зевс допустил в свой пантеон, отчасти из-за того, что влюбился в неё. Богиня выбора, победы и поражения, медицинского и магического знания, защитница границы между загробным миром и земным, а также свидетельница всех преступлений против детей и женщин.

Недооценивать Оракула, поклоняющегося Гекате, было бы крайне неразумно.

Я ощущала, что Дерек в ожидании стоит за спиной. Вампир выбрался из прудика и присел на берегу. Я поклонилась.

Старуха заговорила:

— Подойди ближе.

Я медленно двинулась вперед. Ноги нащупали каменные ступеньки, и я вышла на твёрдую поверхность.

— Ещё ближе, — сказала старуха.

Я сделала ещё один шаг и почувствовала границы заклинания, ожидающего своего часа. Опустила ногу. Дерек тоже остановился, но вампир, ничего не замечая, последовал дальше.

Ведьма вытянула в нашу сторону руку с похожими на когти пальцами. Белые линии заскользили из-под камней, словно поддуваемые ветром, и я обнаружила, что заперта в круге из символов. Впереди упал вампир, пойманный в такую же ловушку. Дерек зарычал: мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять — он также был схвачен.

Старуха ухмыльнулась.

Я изучила заклинание. Сильное, но сломать можно. Так должна ли я стоять здесь просто из уважения или лучше разомкнуть круг? Находиться в нём было очень вежливо с моей стороны. А если бы я разорвала заклинание, то, скорее всего, спровоцировала бы ведьм. Но станут ли они вообще разговаривать со мной, если могут держать меня прикованной к месту?

— Выпустите меня, — голос Гастека эхом отозвался под сводом, — я пришёл сюда с миром.

Старуха переместила свою руку вправо. Круг зашевелился, волоча за собой вампира, и с глухим звуком врезался в стену. Глаза ведьмы загорелись надменным удовлетворением. Понятно почему.

— Это возмутительно, — вампир поднялся на ноги.

— Замолчи, мерзкий слизняк.