Магический лабиринт

Англичанин держал руку согнутой, делая наклонные выпады, стараясь связать шпагу противника, «обойти» ее. Для этого шпагу нужно было отклонить в сторону боковым ударом. При «обходах» конец шпаги Бартона описывал полный круг.

Тем временем он искал слабые места Бержерака, точно так же как француз изучал его. Искал и не находил. И надеялся, что де Бержерак, в свою очередь, не найдет никакого изъяна.

Как и в первом поединке, они установили ровный ритм атаки и парирования, рипоста и контрпарирования. Даже финты стали частью ритма, поскольку ни один не поддавался на них и не открывался.

Оба ждали момента, когда противник откроется и недостаточно быстро загородится. По лицу де Бержерака лился пот, промывая ручейки в копоти. И Бартону пот ел глаза. Когда становилось невмоготу, он отскакивал назад и быстро вытирал лоб и глаза левой рукой. Француз пользовался этими перерывами, чтобы самому утереть пот платочком, засунутым за пояс кильта. Перерывы делались все чаще — не только чтобы утереть пот, но и чтобы отдышаться.

В одну из таких передышек Бартон сорвал нагрудную повязку с мертвой женщины, чтобы промокнуть ею пот. Потом, следя, не предпримет ли де Бержерак «флеш» — атаку с разбега, — он обвязал эту тряпицу вокруг головы. Де Бержерак, следуя его примеру, снял повязку с другого тела и обвязал себе голову.

У Бартона пересохло во рту, и язык сделался большим и шершавым, как огурец.

— Минутное перемирие, мсье де Бержерак, — прохрипел он. — Выпьем чего-нибудь, пока не померли от жажды.

— Согласен.

Бартон зашел за стойку, но в кранах не было воды. Тогда он достал из открытого французом буфета бутылку «пурпурной страсти» и вытащил зубами пластмассовую пробку. Первый глоток он предложил де Бержераку, но тот отказался. Тогда Бартон напился и передал бутылку через стойку французу. Напиток обжег ему горло, согрел грудь и нутро и немного утолил жажду — полностью утолить ее могла только вода.

Де Бержерак посмотрел сквозь бутылку на свет:

— Ага! Вы проглотили три унции, мой друг. Я выпью столько же, чтобы степень нашего опьянения была одинаковой. Будет нехорошо, если я убью вас из-за того, что вы окажетесь пьянее меня. Вы могли бы тогда пожаловаться на мое нечестное поведение, и вопрос о том, кто же лучше фехтует, так и остался бы без ответа.

Бартон рассмеялся по-своему — сквозь зубы. Де Бержерак вздрогнул.

— Вы точно кот, мой друг.

Он выпил и поставил бутылку, кашляя и обливаясь слезами.

— Mordioux! Нет, это не французское вино! Такое пьют только северные варвары — англичане!

— Неужели вы ни разу его не пробовали? За все длинное путешествие?

— Я же говорил вам, что очень мало пью. Helas! Ни разу в жизни я не дрался на дуэли, не будучи трезвым, как стеклышко. А теперь я чувствую, как поет во мне кровь, как возвращаются силы — и знаю, что все это фальшь, обман, вызванный спиртным. Ну что ж. Если я несколько навеселе, отчего реакция у меня стала медленнее и глаз слабее, то ведь и вы в том же положении.

— На алкоголь все реагируют по-разному, — заметил Бартон. — Очень возможно, что я, любящий крепкие напитки, больше привык к ним. И теперь получу преимущество.

— Посмотрим, — улыбнулся де Бержерак. — А теперь, мсье, не выйдете ли вы из-за стойки, чтобы мы могли возобновить наш маленький спор?

— Разумеется, — Бартон обошел бар. Почему бы сейчас не попробовать флеш? Если он промахнется или его удар с налету будет отражен, он потеряет равновесие и станет легкой добычей для Бержерака. Есть, однако, возможность прорвать защиту француза.

Нет, нет. Пришла бы ему в голову эта мысль, не влей он в себя три унции пятнадцатиградусной «пурпурной страсти»? Нет. Нельзя.

Ну а если взять бутылку и швырнуть ее, одновременно предприняв флеш? Противнику придется пригнуться, и это он утратит равновесие.

Бартон остановился рядом с винной бутылкой. Де Бержерак ждал. Бартон разжал левую руку и вздохнул. Француз с улыбкой отвесил ему легкий поклон.

— Мои поздравления, мсье. Я надеялся, что вы не поддадитесь искушению и не прибегнете к бесчестному приему. Это разногласие должно улаживать одной лишь шпагой. Я салютую вам за то, что вы это понимаете. И салютую, как лучшему противнику из всех, что мне встречались, а встречались мне сильнейшие из сильных. Как это прискорбно, какая это жалость, что при этой дуэли, великолепнейшей дуэли всех времен и мест, присутствуем только мы с вами. Какая драма! Нет, не драма — трагедия, величайшая потеря для человечества!

Бартон заметил, что француз стал говорить несколько бессвязно. Следовало ожидать. Или он, хитрец, преувеличивает свое опьянение, чтобы усыпить бдительность Бартона?

— В принципе я с вами согласен, — сказал Бартон, — и благодарю вас за комплименты. Я тоже должен сказать, что вы — лучший фехтовальщик, которого я встречал. Однако, мсье, незадолго до этого вы намекнули на мое красноречие. Так вот, если в фехтовании мы и равны, то в умении трепать языком вы меня превосходите.