Магический круг

Во время долгого перелета до Нью-Йорка Вольфганг старательно посвящал меня в подробности предстоящей миссии в Советском Союзе, возложенной на нас Международным агентством по атомной энергии. Впрочем, о деятельности МАГАТЭ я и сама знала довольно много.

Людей, трудившихся, как и я, в ядерной области, неофициально называли «ядерщиками» и почти повсеместно относились к ним с презрением и отвращением. Популярными считались, к примеру, такие слоганы: «Не бывает хороших ядерщиков» или «Хороший ядерщик — это мертвый ядерщик» — глубинная мудрость философии приветственных стикеров, налепленных на бамперах.

Основная задача, порученная нам с Вольфгангом его начальством из МАГАТЭ, состояла в том, чтобы постараться направить использование ядерных веществ на мирные и позитивные цели. К ним относились: диагностика и лечение болезней, отказ от допотопных способов борьбы с насекомыми с помощью ядовитых пестицидов и развитие атомной энергетики, которая ныне обеспечивала семьдесят процентов мировой электроэнергии, значительно снижая при этом загрязнение от применения устаревших видов топлива и сокращая истощение запасов полезных ископаемых и вырубку лесов. Все вышеперечисленное давало этому агентству необходимую политическую силу для контроля над ядерным вооружением. А недавние сбои в работе атомных станций, возможно, даже расширили сферу его влияния.

Спустя шесть месяцев после аварии 1986 года на Украине МАГАТЭ начало требовать сведения обо всех прежних авариях, которые представляли опасность «трансграничного загрязнения» — как, например, в случае с аварией на Чернобыльской АЭС, которую Советы поначалу пытались отрицать, пока не были проведены замеры радиации по всей Северной Европе. Через год Совет управляющих МАГАТЭ выработал международную программу действий по безопасному захоронению ядерных отходов, что как раз и представляет смысл нашей с Оливером повседневной работы. А всего пару месяцев назад это агентство ужесточило меры безопасности в отношении нелегальной перевозки и захоронения ядерных отходов. Конечно, многие из этих перемен вызвала чернобыльская катастрофа, но для широкой публики причины ее так и остались непонятными.

В Чернобыле работал бридерный реактор — тот вид реактора, который пользовался поддержкой у правительств СССР и США, как и у многих других. Но в народе все его интуитивно боялись. И вероятно, на то были основательные причины. Как предполагает само название, бридерный[42] реактор действительно производит больше топлива, чем потребляет. У нас подобная технология применялась в районе знаменитой горы Мен в Скалистых горах, о чем я когда-то рассказала Оливеру, сравнив начальные запасы топлива с закваской, например с дрожжами, используемыми при выпечке хлеба. Берется немного ядерной закваски, то есть ядерное топливо типа плутоний-239, и туда подмешивается обычное сырье типа урана-238, который сам по себе в качестве топлива не пригоден. В итоге получается большое количество новой закваски — увеличенная масса плутония, — и ее можно повторно использовать в качестве ядерного топлива или превратить в начинку для ядерных бомб.

Поскольку бридерные реакторы практически выгодны, то русские, так же как и мы, пользовались ими не одно десятилетие. Куда же подевался весь этот плутоний? Конечно, во времена холодной войны в США из этого не делали особой тайны: его повторно использовали в боеголовках, выпускаемых в количествах, достаточных для того, чтобы каждый американец разместил по паре таких штуковин у себя в гараже. Но о российских сильнорадиоактивных отходах я надеялась хоть что-то выяснить, когда мы доберемся до Вены.

Центральный офис Международного агентства по атомной энергии находится на Ваграмерштрассе, в парковой зоне на островке, омываемом рукавами старых и новых развилок Дуная. За блестящей водной гладью на другом берегу реки раскинулся Пратер с его знаменитым гигантским чертовым колесом — тот самый парк отдыха, где семьдесят пять лет назад моя бабушка Пандора провела утро, катая на карусели моего дядю Лафа и Адольфа Гитлера.

Во вторник в девять утра коллега Вольфганга Ларс Фенниш поджидал нас в Flughafen[43], чтобы забрать нас вместе с багажом и отвезти в город на назначенные на сегодня совещания. После долгого, утомительного и практически бессонного путешествия я сидела на заднем сиденье машины, не особо расположенная к общению. Поэтому, пока двое моих спутников обсуж-

дали по-немецки наши деловые планы и расписание на сегодня, я смотрела через голубоватые стекла на тоскливые городские пейзажи. Но когда мы подъехали к Вене, меня захлестнули ностальгические воспоминания, и я погрузилась в прошлое.