Я сначала пытался объяснять дамам разницу между вермутом и ликёром, но… Ну, ладно, пусть будут наливки. Жалко мне что ли?
Ещё женщинам безумно понравились кондитерские изделия – конфеты, печеньки, шоколадки… Дарья – жена Ефрема – даже высказала догадку, что налаживание выпуска чего-то подобного в Самаре могло бы принести немалые барыши. Щавелёв в свою очередь предположил возможность поставок этих вкусняшек на грядущий бал в доме у городничего.
Городничий, городничий, городничий… А почему я не слышал упоминаний о местном мэре ранее? А потому, что нет его в городе. С начала мая нет. В имение укатил. Когда вернётся? Может, к сентябрю, может, раньше. Может, позже. А вообще, хрен его знает. Да и не вернётся если, тоже не беда. Но это уже личное мнение товарища полковника. Не любит Ватулин мэра, факт.
И то сказать, за что любить-то? Не городничий, а место пустое. Не украсть, не покараулить, ничего толком не умеет. Опять же со слов полковника. Хотя, никто их оспаривать не пытался, даже покивали.
Вот интересно, а что такое совместно караулили наш полковник с нашем же мэром? Или они вместе воровали? Или и то, и другое? Или один караулил, а другой наоборот? Полагаю, сейчас это не так важно, но при случае неплохо бы выяснить.
Наверное, с целью поменять тему, Ватулин поинтересовался у Макарыча, как идут дела с производством оружия. Тот в свою очередь проанонсировал заводские испытания к концу недели, ну и, там уже по результатам.
Сметанин сразу оживился и спросил, не о том ли чудесном ружьишке идёт речь, из какого я сегодня утром на двести сажён палил. Тут уже и остальным любопытно стало, из чего это можно в такие дали стрелять? Попытка перевести разговор обратно на то изделие, коим сейчас Макарыч занимается, успеха не возымела. Пришлось уклончиво ответить про незавершённые ещё испытания и неготовность в этой связи представить пред ясны очи начальства новый образец чудо-техники.
– А Вы, Андрей Иванович, я смотрю, очень непростой человек, – улыбаясь, произнёс отец Ефрема.
– Дмитрий Семёнович, так ведь и Вы непростой, – усмехнулся в ответ мой комбат. – Не так уж и много у нас в городе почётных горожан.
– Эт верно! – вмешался Ватулин. – Хотя, как посмотреть. Вот ежели у Михайлы Макаровича его дела справятся, так, глядишь, ещё одним почётным горожанином прибавимся, – и засмеялся.
Макарыч подобрался и не без гордости за самого себя сказал:
– А чего бы им не сладиться-то, сладятся! Чай оно не впервой!
Мы выпили за успех безнадёжного дела. Ну, не совсем, конечно, безнадёжного, но если уж оно выгорит… Тут тогда и мне чего-нибудь перепадёт. Тоже почётное гражданство, к примеру. Стоп! Помнится, Ватулин в прошлый заход вообще про дворянство заикался. Точно! Ещё и в привязке к старлеевским погонам. Напомнить что ли? Или повременить?
– А я, Дмитрий Саныч, вот чего думаю, – огладив бороду, проговорил Крикунов старший. – А чагой-то токмо одним почётным прибавимся? Нешто Андрей Иваныч наш не заслужил, чтобы и его?
– Да! – решительно поддержал вопрос Макарыч.
На Ватулина уставилась дюжина пар глаз. Ну, или почти дюжина. Тот обвёл нас всех взглядом, пристально посмотрел на меня, а потом ответил как бы всем сразу:
– Об нём про дворянство хлопотать намерен.
Вздох восхищения прокатился по комнате. А Ватулин уточнил:
– Только не сейчас. Вот оружие новое Его Светлости представлю, там и поглядим. А то, ну как, не глянется оно ему.
– Да как же не глянется?! – искренне удивился Сметанин, уже успевший оценить новинку. – Разве такое может не глянуться?
– Ты, Димка, молод ещё! – строго заявил комбат. – Всякое бывает. Не в тот момент подойдёшь, или ещё чего. Вот и не глянется!
– А чего ещё-то? – недоумевал подпоручик.
– А вот чего, – наставительно произнёс Щавелёв. – Ну как, осечка выйдет. Оружие оно знаешь, брат, иной раз и подвести может.
– Да не-е-ет, Ваше Высокоблагородие, ну, какая может осечка выйти?! Да, я сам стрелял из него, это ж… – Сметанин аж чуть не задохнулся, пытаясь подобрать слова. – Это ж чудо, а не ружьё!
Слышать такое, несомненно, лестно, но наш комбат был, безусловно, прав, и я решил вмешаться:
– Нет-нет, Дима, с любым оружием осечки случаются. Патрон перекосит, или ещё что. Да и сам патрон плохим оказаться может, порох отсыреет, гильза замнётся, да мало ли.
Сметанин погрустнел, образовалась неловкая пауза. И тут, уж не знаю насколько удачно, но Синюхин резко поменял тему:
– Андрей, а ты сухие пайки господам офицерам показывал?
Я отрицательно помотал головой.
– А вот и зря! Право слово, господа, замечательнейшая вещь, я вам доложу. Нет ли у тебя тут ещё одного?
– Есть, – сказал я и пошёл за пайками.
Часть посуды со стола пришлось убрать, но Татьяна справилась быстро. Одну коробку не смотря на протесты, связанные с её «красотой» (красотой картинок), я безжалостно распотрошил: подумаешь, картон пожалели. Содержимое разложил тут же. Синюхин, который в прошлый раз попробовал почти всё, очень живо комментировал, на мой взгляд, излишне эмоционально жестикулируя при этом.