Айнана взяла куклу, посмотрела на ее лицо и вдруг громко разревелась. Каляна, бросив свое каменное орудие, кинулась к девочке.
– Что с тобой, Айнана?
Девочка что-то сказала ей, указывая пальчиком на куклу. Каляна поглядела на нарисованное лицо и с укором сказала Першину:
– Это же тангитанское лицо! Разве у настоящих людей бывают этакие большие глаза? Дай-ка сюда твой карандаш.
Каляна несколькими добавочными штрихами превратила кукольное личико в изображение чукотской девочки с узкими, слегка раскосыми глазами, небольшим носиком и пухлыми губами.
– Нравится теперь? – спросила Каляна, показывая куклу девочке.
Айнана еще со слезами на щеках улыбнулась и протянула руки к игрушке.
Вдруг собаки в чоттагине насторожились, одна подняла голову, за ней другая. Каляна оставила недовыделанную шкуру, положила каменный скребок и взяла деревянный ковшик с костяной ручкой.
Зачерпнув воды, она накинула на обнаженное плечо меховой рукав кэркэра и вышла из яранги, Першин последовал за ней.
С морского берега медленно поднимались две фигурки охотников. Они шли, слегка согнувшись от усилия.
Недалеко от становища они разделились. Амос направился к своей яранге, где также с ковшиком стояла Чейвынэ, Кагот приблизился к Каляне и снял с себя упряжь. Его редкие усы, брови и ресницы густо заиндевели. Он показался Першйну настоящим дедом-морозом.
Совершив привычный обряд, Кагот вместе с Каляной вошел в чоттагин. Каляна подтащила нерпу к огню, чтобы туша могла оттаять.
– Хорошая охота? – спросил Першин, мобилизовав свои скудные познания в чукотском языке.
– Ии, – ответил Кагот, усаживаясь на бревно-изголовье возле небольшого коротконогого столика.
Айнана протянула ему куклу и что-то прощебетала на своем языке.
– Какомэй![14] – воскликнул Кагот, приглядываясь к нарисованному кукольному личику.
Девочка играла с Каготом, и они о чем-то беседовали, не обращая внимания на Першина, который не знал, что делать. Наконец, вспомнив гимназические познания в английском, обратился к Каготу:
– Я хотел бы поговорить с вами, товарищ Кагот.
– О, вы говорите по-американски? – удивился Кагот.
– Вообще-то этот язык называется английским, – заметил Першин, благодаря в душе учительницу-англичанку, и продолжил: – Мне бы хотелось, чтобы вы созвали всех жителей становища сюда.
– А зачем собирать? Они сами придут, – ответил Кагот.
– Сами придут? – переспросил Першин.
– Умкэнеу сейчас явится за мясом, а Амос обещал зайти, как только покормит собак, – сказал Кагот.
– Нет, я хочу, чтобы собрались все жители, – сказал Першин. – Важное дело…
– Важное дело?
– Будем выбирать Совет.
– Для выборов больше и не надо, – заметил Кагот. – Будут Амос и я… Для этого больше никого не надо звать.
– Почему?
– Потому что остальные – это женщины, дети и слепой Гаймисин, – пояснил Кагот.
– Нет, пусть все явятся! – решительно заявил Першин, – Попросите свою жену, пусть сходит и скажет.
– Это не моя жена, – ответил Кагот.
Першйну показалось, что он не понял или ослышался.
– Как вы сказали? Каляна не ваша жена?
– Не моя.
– А чья же?
– Ничья, – ответил спокойно и серьезно Кагот. – Ее муж погиб.
– Мне показалось, раз вы живете здесь и ребенок…
что-то тут было неладно и непонятно…
– Хорошо, но пусть все приходят, – еще раз попросил Першин, надеясь, что со временем он разберется, кто кому здесь кем приходится.
Каляна, снова накинув на голое плечо рукав, вышла из яранги.
Первыми пришли Амос и все его домочадцы: Чейвынэ и ребятишки лет восьми-девяти, видать погодки, мальчик и девочка. Они сразу же занялись куклой. Кагот сообщил, что русский знает американский разговор, на что Амос проронил загадочное и протяжное:
– Э-э-э-эй…
Через некоторое время явилась Умкэнеу со своими немощными родителями: ослепшим отцом Гаймисином и матерью Тутыной. Но сама девушка была олицетворением здоровья и жкзиерадостйости.
Когда все расселись возле костра, Першин откашлялся и начал по-английски, глядя на Кагота:
– Я собрал вас сюда всех вместе, чтобы вы увидели меня, и чтобы я познакомился с вами… Меня зовут Алексей Першин, и я являюсь представителем Анадырского ревкома, высшей власти на всей Чукотке. В этих краях начинается новая жизнь. Жизнь, достойная человека, жизнь без страха перед голодом, нищетой и болезнями…
Першин говорил и думал: «Боже, о чем я толкую этим людям, для которых смысл моих слов так невероятно далек? Ну как здесь можно выбирать Совет, если их всех десять человек вместе с детьми и стариками? Это же смешно… Но все равно я должен попробовать».
– Я вам расскажу, мои новые друзья, что случилось в России, и почему рабочий народ взял власть в свои руки…
Кагот переводил и старался выбирать такие слова, которые были бы понятны собравшимся.
– В России жили разные люди. Среди них своим богатством выделялись те, которые жестоко обращались с трудовым человеком. Заставляли его работать с раннего утра до поздней ночи, кормили скудно, платили мало…
– Ну точно как я пастушествовал у Трочгына, – вдруг вставил слово внимательно слушавший Гаймисин.