Магические числа

– Новая власть – это власть народа, – начал переводить Анемподист. – То есть каждый человек – и ты, Кагот, и ты, Амос, – каждый из вас будет думать о том, что делать, как жить дальше. И только это желание народа будет законом жизни. А для того, чтобы правильно понимать жизнь, надо учиться. Так сказал предводитель племени большевиков Владимир Ленин. Это новое племя взяло власть во всей России, чтобы уничтожить несправедливость. Чтобы каждый человек, будь он русский, чукча, эскимос или кавказец, – все были равны…

При упоминании кавказца Кагот вспомнил Григория Кибизова, который недавно проехал с нартой, полной товара, в сторону устья Колымы.

– Поэтому каждый здешний житель должен овладеть грамотой и знаниями, – продолжал Анемподист. – Для начала Першин будет обучать и взрослых, ибо детишек здесь маловато и надо будет их собрать с окрестных оленных стойбищ. Потом вы изберете власть – Совет и будете жить, перестраивая жизнь по новому, справедливому закону…

Кагот слушал, но многого не понимал, хотя старался не упускать ни одного слова. Он догадывался, что переводчик многое искажает, потому что по лицу Терехина видно было, что говорил, он о вещах серьезных и важных, а в устах Анемподиста Парфентьева это порой превращалось в нечто маловразумительное.

– В чем же смысл этой новой жизни? – еще раз спросил Кагот, глядя в глаза Терехину, чтобы тот понял обращение к нему.

Русский догадался и спросил Анемподиста:

– О чем он спрашивает?

– Никак не может уразуметь смысла советской власти, бестолочь такая! – усмехнулся Анемподист.

– А ты ему толкуй, разъясняй, – терпеливо сказал Терехин и ободряюще улыбнулся Каготу. – Вот ты скажи ему: отныне у чукотского человека наступает новое время. Человек как бы до этого спал всю жизнь, многого не понимал, был оторван от других людей, и каждый, кому не лень, обижал его и обирал. Он был беспомощен против болезней, против непонятных сил природы, был рабом жизни. А будет – хозяином!

Удивительно, но Каготу показалось, что он понял, уразумел русский разговор. Может быть, просто Анемподист на этот раз переводил точнее и добросовестнее, не прибавляя к словам русского своих рассуждений. И поэтому Кагот в свою очередь растолковал Амосу и Каляне сказанное Терехиным.

Был уже поздний час. Бедная Айнана, насытившаяся, наслушавшаяся непонятных разговоров, уставшая от созерцания незнакомых лиц, но довольная роскошным подарком – огромным куском твердого белого русского сахара, уже давно спала в пологе. Замолкли собаки, утих вечерний ветер, и полярное сияние, свернув разноцветные полосы, уступило небо ярким зимним звездам. Под ногами громко хрустел снег, искрящийся даже в темноте, уходящий вдаль, к морским торосам, где темным пятном, обозначенным сигнальными лампами, виднелся норвежский экспедиционный корабль «Мод».

Кагот и Амос шли медленно, погруженные в размышления, в тревожные думы о будущем.

где-то в душе Кагота всегда теплилась мысль, что в жизни должно что-то случиться. Не может быть, чтобы все продолжалось размеренно, по извечному, накатанному кругу. Ожидание чуда иногда превращалось в сны. То чудилось Каготу, что он обрел великое могущество, получил магическое средство творить добро. То думалось, что все люди вдруг станут бессмертными или же превратятся в китов, как в старинной легенде о происхождении приморского народа. Или же что придет на холодный Север вечное лето и льды уплывут в далекие моря. Все эти ожидания, мечтания, предчувствия чуда связывались с действиями могущественных Внешних сил.

– Послушай, Кагот, – заговорил Амос, – вот приезжие сказывали про власть, которую мы будем выбирать. Наверное, без этого не обойтись. В нашем становище ты самый подходящий. Тебя и будем выбирать.

– Это почему? – насторожился Кагот.

– Потому что ты беднее меня, – ответил Амос. – У тебя нет байдары, да и собак поменьше. Яранга принадлежит Каляне, а ты вроде бы жилец у нее. Если рассуждать по-ихнему, то ты беднее даже слепого Гаймисина.

– Нет, я не могу, – серьезно ответил Кагот. – Я шаман, а они шаманов, как я уразумел, не жалуют.

– Но ты вроде бы отрекся, – начал Амос, но тут же осекся, вспомнив, как его спас Кагот и что ему он обязан не только жизнью, но и новым именем. С каждым днем он чувствовал себя лучше и уже собирался на первую зимнюю охоту. Свое быстрое выздоровление Амос приписывал главным образом тому, что следовал совету Кагота быть совсем другим человеком. Сменив имя. Амос настороженно следил за тем, чтобы поступать вопреки своим привычкам, хотя это было нелегко. Особенно обижалась жена, и у него даже мелькнула мысль сменить и ее. Но дети… Детей жалко, и ради них Амос оставался с прежней женой, к которой, надо сказать, относился с искренней любовью и теплотой. Он привык, чтобы она была рядом, чтобы встречала его с зимней охоты после долгой дороги, чтобы ее голосом вместе с теплым дымом была наполнена яранга.

– Да, это верно, – кивнул Кагот. – Я отрекся от многого… Но и теперь порой ощущаю, что сила не совсем ушла из меня. Внешние силы иногда разговаривают со мной или через меня…