Тревога и смятение не покидали Олонкина, когда он бродил по похилившимся избам и непонятным развалюхам, в которых, как звери в норах, зимовали колымские рыбаки. Местные чукчи и юкагиры выглядели куда пристойнее, нежели эти опустившиеся представители цивилизованной нации. Владелец даже небольшого стада чувствовал себя много увереннее заброшенного неведомо какими ветрами в эти края пришлого человека. Большинство этих пришлых не любили распространяться о своем прошлом. Многие подались сюда в надежде поймать удачу в пушной торговле или в золотом промысле. Однако, пушнину здешние туземцы продавали отнюдь не даром и хорошо знали цену привозному товару. Их уже просто так не проведешь, не обманешь, единственным, что они охотно брали, часто отдавая последнее, была водка. Но этим зельем торговать было небезопасно: последними дошедшими сюда царскими указами продажа водки и вина местному населению строго запрещалась. За нарушение грозила конфискация всего товара и солидный штраф. Что же касается золота на Чукотке – следы его попадались, но большого золота, такого, какое было в Номе, здесь не находили.
В этой пестрой, неустойчивой по настроению толпе чувствовалось внутреннее напряжение, ожидание каких-то решительных перемен в жизни. Никто по отдельности не мог вразумительно выразить это состояние, но тем не менее оно несомненно существовало.
Продолжать дальше путь к Средне-Колымску уже не было смысла, А ехать на собаках до Якутска – безрассудно.
Нагрузив нарты свежей рыбой, 1 ноября караван вышел в обратный путь. Хорошо отдохнувшие собаки дружно тянули нарты, как бы предчувствуя будущий отдых в уютном собачьем жилище неподалеку от «Мод». На передней нарте ехал Геннадий Олонкин, следом, Хансен, а замыкал караван Теннесен.
Спутники Олонкина из-за незнания русского языка мало общались с колымчанами, но все-таки впечатления о Сухарном и его обитателях у них сложились. Они тоже заметили состояние растерянности и неопределенности в настроении русского населения.
– Мне кажется, эти люди только и ждут, что кто-то придет и скажет, что надо делать, – заметил рассудительный Хансен, который органически не переносил отсутствия порядка. – Так долго продолжаться не может. Да и не в характере нормального человека жить без власти и законов.
– Зато они свободны, – отозвался Теннесен, улыбаясь в свои заиндевевшие усы.
– Ну что это за свобода? – возразил Хансен. – В нищете, в полном неведении относительно своего будущего. Скажите, господин Олонкин, что важнее для русского человека – свобода или материальное благополучие?
– Мне кажется, что для любого человека независимо от национальной принадлежности свобода всего дороже, – немного поразмыслив, ответил Олонкин.
Сам он в детстве не раз слышал рассказы о свободолюбии северного крестьянства, которое не знало крепостного права и пополнялось за счет тех, кто бежал из южных районов России в поисках воли и свободных земель. Порой он с гордостью вспоминал, что идет по стопам своих предков, открывших миру эти поистине необъятные просторы, тянущиеся далеко на восток, встречь солнцу, как говаривали в старину. Познания русских поморов в полярной географии на самом деле были гораздо обширнее, нежели то, что было записано в анналах науки и изображено на официально признанных географических картах.
Иногда ему казалось, что и Амундсен несколько обескуражен тем, что Северо-Восточный проход оказался хорошо освоенным предшествовавшими плаваниями русских экспедиций. Это стало особенно заметно в последнее время, когда в разговорах начальник все чаще стал подчеркивать, что главная цель экспедиции – будущий дрейф в полярных льдах по направлению к Северному полюсу, выполнение задачи, которую лелеял Нансен на «Фраме».
Последний привал сделали на мысе Медвежьем, в уже знакомой избушке на вершине мыса. За это время кто-то уже останавливался здесь: запас муки был тронут, но восполнен двумя холщовыми фунтовыми мешочками в американской упаковке, вместо пиленого сахара доложена початая головка русского, возобновлен запас дров.
Вечером 11 ноября Амундсен записал в своем дневнике: «Днем собаки подняли страшный лай. Я догадался, что они видят людей, и поспешил на палубу. Почти сейчас же Хансен и Олонкин объехали корабль и подкатили к сходням…»
Результат поездки был неутешительным – радиостанции в Средне-Колымске не оказалось. Теперь надежда оставалась только на две возможные радиостанции – одну в Номе, на американском берегу, другую в Ново-Мариинске, в устье реки Анадырь.
Через несколько дней в направлении Ново-Мариинска уехали Хансен и Вистинг, чтобы через тамошнюю радиостанцию связаться с Норвегией.
7
Сборы на первую зимнюю морскую охоту всегда волновали и радовали Кагота еще с далеких, полузабытых лет детства. Ведь именно в этой охоте выявляется, на что ты годен как добытчик, сможешь ли ты в одиночку, без посторонней помощи передвигаться и ориентироваться на морском льду, выслеживать по малейшим признакам тюленя и настигать его.