Славик сам не очень понимал, куда именно он идет, а одинаковые дворы с отделанными плиткой девятиэтажками все повторялись и повторялись, словно окружающая действительность ушла в «спящий режим», давая ему время успокоиться и подумать. В одном из дворов он заметил над подвалом вывеску «Печати, штампы», очень похожую на ту, которую ему показывало хрупкое создание Женечка, объясняя свою немоту. Тогда Славику так и не удалось разгадать очередную Женечкину шараду, поэтому, пытаясь отвлечься от боли в пятках и отчаяния в душе, он принялся лихорадочно соображать: штампы бывают на документах, на больничных простынях, еще в кино бывают, это плохо, и в паспорте, это тоже плохо, хотя Леся считает, что хорошо (хватит Леси, не думать о Лесе). Теперь печати, киоск «Печать» отправить в печать, нет, не то, запечатать, кольца-печатки на пальцах деловитых, самоуверенных чужаков, которые пришли в магазин, — надо было драться, расквасить их скучные сытые лица, схватить с прилавка тот канцелярский нож. Но теперь поздно, магазина больше нет, дверь, похожая на плитку шоколада, исчезла, дверь запечатана, письмо запечатано, поставить печать, печать на устав, печать на устах, «и на устах его печать», откуда это, какое-то стихотворение, учили в школе… Славик вспомнил слегка удивленные лемурьи глаза, которые казались абсолютно пустыми, чистыми, как свежевыпавший снег. Рядом с Женечкой ему всегда становилось чуточку спокойнее, каким-то образом, не умея прочесть в этих глазах ни единой мысли или эмоции, он все же чувствовал, что Женечка не желает ему зла, не навредит. Даже, может, погладит по голове и почешет длинными пальцами за ухом… Неужели Женечки больше нет, с тоской подумал Славик. Он остановился, уперся ладонями в колени и сплюнул тягучую слюну. Женечка, взмолился он, запечатленный ангел Женечка, единственное нормальное существо в этом кровавом абсурде, помоги мне, пожалуйста. Я так и не понял, что ты такое, но от одного воспоминания о твоем голосе хочется плакать от счастья, помоги мне, помоги, подскажи, что мне делать?
Где-то рядом шуршали по мостовой автомобили и лаяла собака. Славик слышал собственное хриплое дыхание. Над головой зловеще каркнула ворона. Чур меня, испугался Славик, и ворона каркнула еще раз. Он выпрямился и уперся взглядом в дверь с белеющим в сумерках прямоугольником объявления. Буквы выцвели и расплылись, уцелело только случайно прихваченное скотчем огромное слово «ВОЗВРАТ» и стрелочка рядом с ним. Славик послушно посмотрел туда, куда указывала стрелочка, и в тот же миг над соседней дверью зажглась вывеска «ДРУГ» со свернувшимся под буквой «Д» рыжим котиком.
— Вернуться? Она мне не друг! — Славик наконец осознал, что стоит посреди улицы и разговаривает с вывеской ветеринарной клиники, поэтому закончил возмущенным шепотом: — Она меня вообще убить хотела!
Вывеска с легким электрическим потрескиванием подмигнула ему.
У входа в метро тонкие голубенькие маски раздавали бесплатно, и Славик, выпросив у смешливой волонтерки про запас целых три, немного взбодрился. Новые маски он спрятал в карман, а сам надел старую, аптечную — причем сделал это безо всяких напоминаний или, того хуже, грубых окриков. Теперь он уже не чувствовал себя так одиноко в толпе прикрытых разноцветными лоскутами пассажиров. Это как у супергероев, подумал Славик, маска придает уверенности. Даже через турникет он проскочил на этот раз легко и непринужденно, как будто имел законное право ездить без билета. И в спину ему уже никто не свистел и не кричал, только дежурная, не вставая с места, лениво обозвала Славика сволочью.
Он немного заблудился и не сразу нашел заброшенный купеческий особняк, откуда его накануне выгнала Матильда. Свернув раньше времени, попал куда-то во дворы за отделением почты. Там в кузов грузовика лихо перебрасывали посылки, а на детской площадке рядом качалась на качелях, взлетая к самому небу, одинокая фигурка. Качели пронзительно скрипели.
Когда усталый Славик наконец пробрался сквозь дыру в заборе, на земляном полу особняка он обнаружил еле тлеющий костер из всякого мусора и лежащую рядом Матильду. Она свернулась калачиком, уткнувшись лицом в стену.
— Зря съездил, ключей-то у меня и нет, — сказал Славик. — И там менты, свет в квартире горит, я видел. Я маски принес. В метро жетоны больше не принимают и все в масках, — он хлюпнул носом. — И «Гречневый рынок» какой-то, нет такой станции! Ничего вообще не понятно. Тут что-то случилось, да? Ну, пока нас не было? Матильда? Матильда!
Так и не дождавшись ответа, Славик наклонился, осторожно потряс Матильду за плечо, потом потряс сильнее, перевернул — и увидел испачканное в крови и зеленке безжизненное лицо с закрытыми глазами.
— Ты чего? — ужаснулся Славик.