Маг-менестрель

Еще какой призывной: Паскаль уже пошел к ней — глаза остановились, ноги ватные. Мэт успел-таки ухватить его за рукав и оттянуть к шляпе, после чего ударил по струнам и запел:

Эта женщина — увидишь и немеешь,
Глохнешь, слепнешь и теряешь нюх и вкус,
Ни кукушкам, ни ромашкам ты не веришь,
А плетешься добровольно на искус.
Только пусть она идет своей дорогой.
Куда шла — туда пускай себе идет.
Заколдованную женщину не трогай,
И тогда все до рассвета заживет!

Затем Мэт спел еще один куплет, предназначенный для того, чтобы толпа навсегда забыла, что видела Фламинию:

Да была ль она вообще-то, это тетка?
Вам, любезные, пригрезилась она!
И прическа, и улыбка, и походка —
Все мираж сплошной и видимость одна!

Ну а раз зевакам предписывалось забыть о существовании этой женщины, они и разошлись мало-помалу со скучающим видом, а Мэту только того и надо было!

Безусловно, песня могла сработать, хотя в тексте не было ни ярко выраженного действия, ни четких указаний на чью-либо персону. Стражники могли пока и не заметить, что Фламиния отстала. Нет, он не ошибся в себе, его магия работала, и все происходящее не просто везение.

И как только последний из слушателей повернулся к нему спиной, Мэт забросил лютню за спину и успел схватить Паскаля за руку, прежде чем тот заключил Фламинию в объятия, достойные борца сумо.

— Пошли, надо спешить!

С полсекунды Фламиния демонстрировала разочарование. Но Мэт уже схватил ее за руку и потащил по улице. И Паскаль, и Фламиния упирались, но Мэт безжалостно тащил их за собой под колоннаду, которую заприметил заранее. Главное — заставить парочку шевелить ногами, потому что они оба явно хотели только одного: остановиться посреди улицы и начать обниматься, не обращая внимания на прохожих. Однако Мэт упрямо тащил их вперед, хотя получалось у него это с трудом: ведь он находился посередине, и Паскаль с Фламинией пытались через него дотянуться друг до друга. Чем дальше, тем сильнее разгорался их пыл, и они даже начали злиться, но тут Мэт наконец добежал до полутемной ниши и, отпустив влюбленных, толкнул их туда.

— Вот! — крикнул он. — Обнимайтесь теперь!

Они не преминули воспользоваться разрешением — бросились друг другу в объятия. Мэту сразу захотелось к Алисанде. То, как Паскаль и Фламиния буквально прилипли друг к дружке, никак не способствовало сосредоточению. И все же Мэт поднял руки и пропел:

Вот далась вам пыльная Венарра!
Вам не место здесь, шальная пара!
Вам бы в лес, под елку иль на поле,
Чтоб кругом — сплошной покой и воля,
Чтоб кругом все травка, да цветочки,
Да сирень в сиреневом садочке!

Силуэт обнявшихся влюбленных начал таять, но потом снова обрел плотную структуру. Опять начал таять — и опять вернулся. Снова и снова, словно пульсировал.

Нечего удивляться. Мэт просто физически чувствовал, как латрурийский воздух сопротивляется его магии. В отчаянии он спел первое, что пришло на ум из пожелания молодым людям:

Gaudeamus igitur, juvenesturn sumus!
Gaudeamus igitur, juvenestum sumus!
Post jocundum juventutem,
Post molestam senectutem,
Nos habebit sumus, nos habebit sumus!* [16]

Наверное, латынь сделала свое дело, потому что сопротивление мгновенно исчезло. Вот они были — и вот их не стало! Нет, все-таки не то чтобы мгновенно — они просто очень быстро растаяли, но без резкого хлопка, какой раздается, когда воздух врывается во внезапно образовавшуюся полость вакуума. Мэт опустил руки и глубоко вздохнул. Он порадовался, что они не успели привлечь лишнего внимания.

Тем более он удивился, когда чей-то палец постучал по его плечу и голос прямо над ухом проговорил:

— Превосходная работа. У меня бы лучше не получилось.

Мэт окоченел. Он узнал голос.

И очень медленно обернулся.

— Добрый вечер, ваше величество.

Глава 18

— Вечер и вправду добрый, — ответил король. — Давай-ка выйдем из-под этой колоннады на солнце, чтобы ты мог взглянуть на него в последний раз.

Мэт молча смотрел на короля, дожидаясь того мгновения, когда оторвавшийся от пищевода желудок достигнет дна. Он увидел за спиной у короля Ребозо и отряд гвардейцев, увидел злобу во взгляде канцлера и почувствовал, как желудок, достигнув дна, подпрыгнул. Но все равно он сумел выговорить:

— Вряд ли работа так уж превосходна, если я привлек ваше внимание. А вы ведь ждали, когда я это сделаю, не так ли?